Пытаюсь загасить амплитуду раскачки и вдруг замечаю, что я не одинок. Чуть правее и выше меня так же качается на веревке Наташа. В руке у нее резак. С карниза свисают ноги Петра, который каким-то чудом цепляется за крутой обледенелый склон. Ведь резака-то у него нет. Кто же нас держит? Дмитрий? Каким образом? И что произошло? Почему мой неудачный прыжок вызвал такие губительные последствия?

Оказывается, я попал резаком в скалистый выступ, покрытый тонким слоем льда. В гранит резак, естественно, не проник, и меня отбросило назад. Перед моим прыжком Наташа решила вонзить свой резак поглубже в лед. Но при дополнительном воздействии ультразвука лед вокруг лезвия разрыхлился. Рывок веревки выбил резак из его гнезда, и вся связка, державшаяся только на этом резаке, вылетела с маленькой площадки и поехала по склону вниз.

Быть бы нам всем четверым на дне, если бы Дмитрий не заметил тот самый скалистый выступ, который я ударом резака очистил ото льда, и не уперся в него ногами. Теперь он удерживал от падения в пропасть всю нашу связку. Но сколько он сможет нас так держать? Стоит ему чуть ослабить хватку, сделать одно неверное движение, слегка только поскользнуться, и мы все, вместе с ним, совершим свой последний полет.

Имеем тот случай, когда хроноагент экстра-класса ничем не может помочь своему подопечному, а наоборот, всецело зависит от него. Обидно до зеленых соплей, но я действительно ничего не могу сделать. Конечно, Лена с Анатолием спешат на помощь. Но они в трех метрах выше. Пока они спустятся, силы Дмитрия иссякнут. В принципе они давно уже должны иссякнуть. Три взрослых человека со снаряжением это не три мешка картошки. Да и мешки-то продержать столько времени не каждому под силу.

— Дима! Держишься? — кричу я.

— Дер… держусь! — кряхтит Дмитрий.

Судя по тону, у него стиснуты зубы, и его всего уже свело. Долго он не протянет. Что ж, Андрей Николаевич, вариантов у вас на сей раз немного. Выбирать не из чего. Осторожно, чтобы не дернуть веревку, перехватываю ее левой рукой и подношу к ней правую с резаком. Как только веревка чуть подастся, нажму кнопку. Но она пока не подается. Дмитрий каким-то чудом все еще держит нас. Вижу, что Наташа тоже приготовилась резать веревку. Делаю «страшное лицо», но она отрицательно качает головой. Она тоже решилась.

— Держись, Дима! — слышу я голос Лены. — Мы идем к тебе!

— Дер… жусь! — хрипит Дмитрий.

«Не успеют», — мелькает мысль. Вот и все, Андрей Николаевич, собирайся в последний свой полет. Надо успеть резануть веревку прежде, чем это сделает Наташа. Вздыхаю и окидываю взглядом то, что вижу последнее в своей жизни.

— Вир! Стой! Что ты делаешь?! Сорвешься! — слышу я крики Лены и Анатолия.

Мимо меня пролетают в пропасть два ботинка, и внезапно перед глазами появляется веревка.

— Держи, Андрей! — кричит мне сверху Вир.

Мне некогда соображать, что да откуда. Хватаюсь за веревку и подтягиваюсь, ослабляя конец, который держит Дмитрий. Вижу, что такая же веревка уже спустилась и к Наташе. Она тоже подтягивается на ней.

Через несколько минут мы уже все вместе стоим на тесной площадке, держимся друг за друга, курим и, не скрывая восхищения, смотрим на наших героев. Дмитрий бледен до синевы. Его лицо по цвету не отличить от ледяной стены, к которой он привалился. Глаза его почти бессмысленно смотрят куда-то поверх горного гребня, а сигарета дрожит в бескровных губах. По-моему, он сам до сих пор не может понять: как он не только сумел удержаться на этом крохотном уступчике, но еще и нас удержал.

Вир сдержанно улыбается. Он стоит босой, но холод его, видимо, не беспокоит. Как он сумел, отцепившись от связки и съехав вниз, удержаться на таком крутом и скользком склоне? Это выше моего разумения. А ведь он еще две минуты помогал Дмитрию удержать меня и Наташу, пока сверху не спустились Лена, Анатолий и Сергей.

— Вир, — спрашиваю я, — как же ты закрепился? И зачем разулся?

Вир сгибает ногу в колене и показывает мне голую подошву. Она напоминает мне крупнозернистую наждачную бумагу. Я только качаю головой, а Вир поясняет:

— Мы у себя зимой, когда за глусами охотимся, всегда босые ходим. Глусы живут на крутых склонах, и склоны эти часто покрыты льдом. Как и здесь.

— Понятно. Ты — молодец! Вовремя сообразил, что можно сделать. Ну а ты, Димка, помяни мое слово. Быть тебе хроноагентом! И не просто хроноагентом, а хроноагентом экстра-класса. Как только отсюда выберемся, я лично тобой займусь. Как-никак, я теперь твой должник до скончания времен. А долг платежом красен.

— А я? Я ведь тоже его должник! — говорит Наташа. — Не узурпируй его, Андрей. Оставь и мне немного.

А Дмитрий, по-моему, еще плохо воспринимает обращенные к нему слова. Он никак не может прикурить вторую сигарету — так дрожат его руки. Чиркаю зажигалкой и похлопываю его по плечу.

— А ты, Димок, оказывается, из хорошего материала сработан. Не знаю, что там у тебя и как, но самое главное качество, надежность, у тебя есть. А остальное приложится.

— Хватит рассыпаться в комплиментах, — останавливает меня Лена. — Все равно Дима сейчас в таком состоянии, что ничего из твоего словесного поноса не воспринимает. Давайте лучше двигаться отсюда поскорее. Не дай Время, залетим еще в какую-нибудь историю, и полетим все в Схлопку.

Против разумного предложения моей подруги трудно что-либо возразить. Мы снова разбираемся по связкам и начинаем движение к пологой части склона. Относительно скоро мы достигаем того места, где лед переходит в плотный, слежавшийся снег. Дальнейший спуск не вызывает особых затруднений.

По дну котловины несется стремительный водный поток. Берега его обледенелые, и мы, не удержавшись на них, скатываемся прямо в воду. Ледяная вода доходит нам местами до колен, а местами и по пояс.

— Ну, Толя, выбирай Фазу потеплее, — высказываю я общее пожелание. — Не дай Время, загонишь нас опять в ледяную пустыню.

Анатолий ворчит что-то вроде: «Если бы я мог выбирать…», и показывает направление на переход. Приходится идти вверх по руслу потока, ежеминутно спотыкаясь о подводные камни, скользя и падая в воду. Через триста метров сворачиваем налево и натыкаемся на стекающий с ледника водопад, который и дает начало потоку.

— И куда же дальше? — спрашивает Петр.

— А никуда, — отвечает Анатолий, глядя на дисплей прибора. — Уже пришли. Сейчас буду создавать переход.

— Толик, куда-нибудь потеплее, пожалуйста! — жалобно просит Наташа.

— Ничего обещать не могу, но постараюсь, — успокаивает ее Анатолий.

И он «постарался», Время побери! Переход открылся прямо под водопадом. Так что, те из нас, кто еще не успел промокнуть насквозь в потоке, щедро оросились в водопаде. Но зато из перехода мы вышли…

— Что, Дима, прав я был, когда говорил, что иногда назад захочется?

Это мои первые слова, какие я произношу в новой Фазе. Мы стоим на широкой просеке. С двух сторон — густой, вековой лес. И этот лес горит. Горит не очагами, а сплошным гудящим, даже ревущим костром. Мы с трудом можем перекричать этот рев. Воздух буквально раскален. Густой дым рвется в небо, подгоняемый пламенем, бьющим вверх как из сопла ракетного двигателя. Неба уже не видно, оно почернело от дыма. С обеих сторон с треском летят пылающие головни. От нашей мокрой одежды валит густой пар, и она очень быстро высыхает.