Консулами на 83 год были избраны представители совершенно различных групп правящего класса — знатнейший сенатор Луций Корнелий Сципион Азиаген и «новый человек» Гай Норбан. Сципион недавно воевал в Иллирии и нанес поражение воинственным племенам скордисков (Аппиан. Иллирийские войны. 5. 13–14). В условиях надвигавшейся войны это имело немалое значение. Его коллега Норбан обладал куда более ограниченным военным опытом,[1101] но был абсолютно благонадежен в политическом отношении. Он был, видимо, первым римским гражданином в своем роду[1102] и в 103 году, как уже говорилось, выступал обвинителем «героя» араузионского разгрома Сервилия Цепиона. Сципион в этом отношении занимал противоположную позицию: процесс Цепиона был инспирирован во многом Сатурнином, а Сципион выступил против Сатурнина в 100 году (Цицерон. За Рабирия. 21). Но сейчас это не имело значения, поскольку Сципион готов был сражаться с Суллой (Аппиан. ТВ. I. 82. 373).[1103]

Что же касается Карбона, то мы не знаем, почему он не стал консулом 83 года — то ли не хватило влияния, то ли он решил, что в данный момент лучше уступить место другим. Он сделался проконсулом Цизальпинской Галлии и в целом сохранял политические позиции.[1104] Карбон еще вернется на вершину власти, но совсем ненадолго — чтобы с ее высот низвергнуться в небытие.

Обстановка для марианцев осложнялась тем, что стали проявлять активность враги режима, засевшие в провинциях. В Африке начал действовать Метелл Пий, ушедший туда накануне падения Рима в 87 году. Похоже, он заключил секретное соглашение с марианцами, поскольку почти три года мирно пребывал в провинции,[1105] никем не тревожимый, и сам как будто вел себя лояльно.[1106] Любопытно, что никого из Метеллов, родственников Суллы и давних врагов Мария, во время резни 87–86 годов не тронули. В 84 году, однако, Метелл вступил в бой с наместником Африки Гаем Фабием Адрианом,[1107] но потерпел поражение и был изгнан из провинции (Ливии. Периоха 84).[1108] Вскоре он открыто объявил себя приверженцем Суллы, сторонники которого начали присоединяться к нему (Дион Кассий. XXX–XXXV. 102). Однако когда именно это случилось — до высадки Суллы в Италии или после, — мы не знаем.

Будущий триумвир Марк Красе, скрывавшийся восемь месяцев в Южной Испании, набрал отряд в 2500 человек и разграбил Малаку (совр. Малага). Поддержки местного населения он, очевидно, не получил, вотвот могли появиться войска марианцев, и Красе отплыл в Африку и присоединился к Метеллу. Однако позднее он поссорился с ним и отправился к Сулле (Плутарх. Красе. 6. 1–2).

Таким образом, первые атаки неприятеля оказались неудачными, но и уничтожить союзников Суллы также не удалось. Метелл Пий сам по себе опасности пока не представлял:[1109] но кто знает, как вырастет его войско в будущем? Но и сделать с ним чтолибо тоже было трудно, поскольку Лигурийские горы давали ему надежное прибежище.

Античные писатели рассказывают о знамениях, предвещавших гражданскую войну: в этрусском городе Клузии женщина родила змею, которую бросили в реку, но пресмыкающееся уплыло против течения; разрешился от бремени мул; случилось землетрясение; рухнуло несколько храмов (Аппиан. ТВ. I. 83. 377; Обсеквент. 57). Вспоминали, наверное, и о давнем предсказании о том, что Рим будет порабощен армией, которая явится с Востока, из тех краев, где восходит солнце (Флегон. Удивительное. 32). Именно оттуда и собирался идти на Рим Сулла.[1110]

Хотя Сулла и хвалился преданностью армии, которая обеспечит безопасность и ему, и беглецам из Рима, он не был уверен, что солдаты пойдут за ним воевать против отечества.[1111] Проконсул опасался, «как бы они, достигнув Италии, не разбрелись по своим городам. Но воины по собственному почину принесли клятву не расходиться и самовольно не чинить в Италии никаких насилий. Затем, видя, что Сулла нуждается в больших деньгах, устроили сбор пожертвований и вносили каждый по своим возможностям. Сулла, правда, не принял пожертвований, но похвалил своих людей за усердие» (Плутарх. Сулла. 27. 5–6).