Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Предупреждаешь меня? – ледяным тоном спрашиваю я.
– Нет. Предостерегаю. Ты помнишь, кто такой Рамзанов?
– Ты сама меня просила помочь Эвелине. Причем дважды, – напоминаю я с ироничной ухмылкой. – В чем претензии? Обоснуй.
– Трахаться с ней тебя никто не просил, – резко бросает Полина. Это звучит так грубо и пошло в устах другой женщины, что я вздрагиваю. – Это не только предательство по отношению к семье, но и нарушение профессиональной этики. Мы оба понимаем, что бывает, когда адвокат связывается с клиенткой. Если Рамзанов узнает, вам обоим крышка. С Линой все понятно. У нее отчаянная ситуация, и она по привычке пытается выплыть, хватаясь за мужчин. Но сейчас нельзя отвлекаться на личное. Не с этим делом. Ты знаешь, что есть информация о связи Рамзанова с детской порнографией? Если человек способен на такую низость, то можешь представить, что он сделает, если решит, что на его собственность посягнули.
– Все сказала? – равнодушно интересуюсь я, подзывая официанта. Она сдержанно кивает. Я оплачиваю счет и встаю.
– Увидимся. Еву пора вести домой. Прохладно.
– Иногда нужно прислушаться к стороннему мнению, Солнцев. – с обеспокоенным выражением лица произносит Поля. – Я добра желаю.
– Я знаю, – улыбаюсь. – Спасибо.
***
Когда мы с Евой приходим домой, Маши еще нет. Я отгоняю назойливое желание позвонить ей, переключаясь на заботу о дочери. Мы вместе ужинаем, играем, читаем сказки перед сном. Ева капризничает и спрашивает о маме, но усталость берет свое и малышка засыпает. Прикрывая дверь детской, я иду в свою спальню, чтобы принять душ и немного еще поработать за компьютером. Отвлечься не получается, и я постоянно поглядываю на часы в правом нижнем углу экрана. В одиннадцать часов я уже собираюсь набрать номер жены, когда слышу, как открывается входная дверь.
Монотонный стук каблуков по ламинату в холле, гостиной, потом по лестнице, затихают возле детской на несколько минут и снова возобновляются. Я слышу, как Маша проходит мимо моей комнаты. Знаю, что не зайдет, но все равно внутренне напрягаюсь.
Я мог бы закончить наши мучения прямо сейчас, но какое-то мазохистское существо внутри меня оттягивает неизбежное, продлевая агонию. После первой же ночи в одной постели с женой, когда она приехала с Евой в этот дом, я понял, что ничего не выйдет, не получится исправить. Я не смогу.
Каждый раз глядя на нее, я вспоминаю татуированные пальцы на ее бедрах, запрокинутую голову, и его губы, целующие мою женщину. Но хуже всего то, что Марк – не случайное увлечение. Я понял это из их переписки, пропитанной чувствами, флиртом и нежностью. Или еще раньше, когда этот заносчивый самоуверенный тип явился в больницу. Когда наблюдал за ними на юбилее, до того, как они уединились на кухне. Она его любит и давно. Любила еще раньше, чем встретила меня.
Когда вся картинка сложилась в моей голове, я вдруг понял, что никогда не знал свою жену. Никогда не знал Машу такой, какой она была с ним. Все ее слова, целые страницы непрерывного текста, где она писала ему о самых разных вещах и обо мне тоже. Ни в одной фразе я не узнавал ту Машу, которая жила со мной, спала со мной, клялась в том, что любит меня, а я верил. Я даже не сомневался. Ни одной секунды. Чтобы вот так, за несколько часов потерять все, все… Можно ли представить такую боль, даже хуже. Все внутри меня просто окоченело, застыло. Я листал снова и снова страницы с перепиской, сопоставляя с фактами, которые мне известны и не верил… Но отступать некуда. Есть только одна Маша, и она действительно все это писала другому парню, она встречалась с ним, была с ним наедине в гостиничном номере. Теперь я даже не удивлюсь, узнав, что она трахалась с ним, а потом спокойно приехала домой, чтобы пойти со мной ресторан, играя роль легкомысленной доступной девушки-незнакомки. Возможно, она и не играла, и был не только Марк. Я вспоминаю, как она отдавалась мне той ночью. Отчаянно и страстно, шепча о своей любви, и я не видел никакого подвоха. Слепой идиот. Целую неделю я прожил с этими мыслями, сходя с ума.
Маша была для меня всем, она и Ева. А теперь все равно что умерла. Но слабая жалкая часть меня хваталась за призрачные оправдания и шансы, которых не было. Я решил дать нам время, остыть и разобраться. Я мог бы отказаться от Маши, даже если мысль о том, что она уйдет, и уйдет к нему сводила меня с ума, но Ева – мой ангел, я никогда не расстанусь с дочерью. Ради нее я попробую переступить через себя и сохранить подобие отношений, хотя бы какое-то время.
Разговор, который состоялся в моем офисе и по моей инициативе, вымотал меня морально и физически. Один Бог знает, каких сил мне стоило не сорваться, не накричать на нее, не сжать ее горло двумя руками и трясти… Но она выглядела такой виноватой и потерянной, такой искренне сожалеющей о своем поступке, она клялась, что не трахалась с ним в отеле, и я снова верил. Но ее признание в том, что Марк был ее первым парнем, меня окончательно добило. Кто же будет тягаться с первой любовью женщины?
После того, как она ушла, я набрал номер Эвелины Рамзановой. Зачем?
Теперь я уже не помню. Хотя официальной причиной стало мое согласие взяться за ее развод. Она приехала через полчаса, и наверно, все поняла по моему лицу. Забралась на стол, расстегивая блузку, недвусмысленно предлагая себя.
И я взял, испытывая и болезненную похоть, и острое отвращение к себе. К ней, ко всем нам.
Тонкая мелодия в соседней комнате заставляет меня вздрогнуть, оторвавшись от тяжелых воспоминаний. Мое сердце словно ножом режут, когда я понимаю, что она сейчас сидит и смотрит на его подарок, думает о нем, презирая меня. Иногда я так сильно ее ненавижу, что сам себя боюсь. Она притащила в дом, который я строил для нас несколько лет, его долбанную побрякушку, как напоминание. Как можно быть такой сукой, имея ангельское лицо? Тишина в моей собственной комнате просто оглушает. Я закрываю глаза, стискивая челюсти, сжимая кулаки…. Все это бесполезно.
Через десять минут, я уже отъезжаю от дома на своем «Ламборджини», поставив последнюю жирную точку в приговоре моему браку. Я еду к Лине, предварительно ей позвонив, и в отличие от моей жены она вне себя от счастья, что ей выдалась целая ночь, вместо привычного часа-двух вечером или в обеденный перерыв. Лина встречает меня в кружевном белье и чулках с ажурными резинками, с рыжими волосами, волной струящимися по плечам. Она невероятно красивая женщина, но меня привлекает в ней не красота. Ее влечение ко мне абсолютно искренно, а это то, в чем я сейчас нуждаюсь больше всего. Быть нужным кому-то…. Я разрываю на ней дорогое белье и беру ее прямо на полу возле дверей, но Лина не против. Ей нравится моя некоторая агрессивность, которую я приобрел уже после истории с Машей. А мне нравится ее реакция и легкий веселый нрав. Мы перебираемся в постель и продолжаем там бесконечно долго, яростно, разнообразно. Это иногда кажется странным, чувствовать на себе чужие руки, прикасаться губами к чужой коже, вдыхать чужой запах. И все равно продолжать с каким-то отчаянным упрямством доказывать себе, что я способен, что я не потерялся окончательно, раздавленный ножками моей жены. И когда под утро удовлетворённая и счастливая Эвелина засыпает, обнимая меня, чувствую острое желание помыться и навсегда уйти отсюда, из этого номера. От этой женщины, к которой ничего не чувствую. Но я остаюсь и, закрывая глаза, засыпаю.