— Куда мы так гоним? — Вика завозилась в кресле, бросила на Максимова тревожный взгляд.

Он очнулся, сбавил газ, плавно свернул в переулок.

— На Арбат.

— Этой дорогой? — удивилась Вика.

— А мы не ищем легких путей, — холодно усмехнулся Максимов. — Дай мне телефон, пожалуйста.

Вика потянулась к поясу, где в чехольчике висел мобильный телефон. Рука замерла на полпути.

— Ты так и не ответил, что там произошло. Разве я не имею права знать, во что вляпалась?

— Кто-то отправил его в Нижний мир. Я достаточно ясно выразился? — Максимов посмотрел на нее так, что Вика послушно протянула мобильный и отвернулась к окну, когда Максимов стал свободной рукой набирать номер.

* * *

Экстренный вызов

Сильвестру

Срочно личный контакт. Через тридцать минут жду на «Вокзале».

Олаф

Белов прослужил достаточно, чтобы не ожидать цветов, премии и ордена за лихо взятый след. Всегда найдутся люди, которым чужой успех — как шило в задницу. И по закону подлости большая часть этих людей — твои прямые и непосредственные начальники. Теперь они активно совещались, соображая, как жить дальше под угрозой крупного теракта. Лишь опера в отделе искренне порадовались за коллегу, но возникший было энтузиазм быстро угас под гнетом успехом же спровоцированной текучки.

Белов посмотрел на часы. Полтретьего. В животе урчало, а возможности выскочить перекусить не было. Большую часть оперов разогнали по городу добывать информацию. Оставшиеся обрабатывали уже полученную и принимали по телефонам свежую. Розыск вступил в неприятную стадию ажиотажной отработки версий.

В пишущей машинке кончился лист, Белов потянулся за новым, потом передумал.

— Рука бойца колоть устала, — проворчал он, разминая отекшие пальцы.

Печатать приходилось самим. Девчонки из машбюро самую срочную бумагу возвращали не раньше чем через неделю. Оно и понятно, у них кроме работы еще масса других проблем. В таких условиях не то что человек, даже обезьяна научилась бы тыкать пальцем в клавиши.

Единственное, что грело душу, — не он один сейчас потел за пишущей машинкой. Поиск несся вперед, как комета, волоча за собой шлейф бумаг. Где-то в следственном отделе сейчас строчили машинки, протоколируя для начальства и грядущих поколений показания Павла Волошина. Белов усмехнулся, представив, как сейчас закипают мозги у следователей, выслушивающих Павла. Ребят ему стало искренне жаль.

В дверь постучали.

— Входите! — Белов откинулся в кресле, радуясь законной возможности отвлечься от писанины.

— Это я, Игорь Иванович.

Барышников плюхнулся в кресло, тяжело сопя, вытер пот с раскрасневшегося лица.

Белов, поймав его жадный взгляд, налил воды из графина, подтолкнул стакан по гладкой столешнице. Дождался, пока Барышников выпьет до дна, лишь потом спросил:

— Как?

— Жара.

— Я не о погоде, старый!

— Нормально. Отработали на сто процентов. — Барышников полез в карман за сигаретами. — В фирмах, где Волошин колымил, побывали. Жилой сектор отработали. С ментами, само собой, накладка вышла.

— Что там еще? — насторожился Белов. Барышников чиркнул зажигалкой, чертыхнулся, с трудом отодрав фильтр сигареты от спекшихся губ.

— Совсем нюх потеряли. Я на такое гонкое дело молодняк посылать не решился, сам пошел в ментовку. Побазарили с операми за жизнь. А когда я к сути перешел, знаешь, что мне их старший сказал? — Барышников выдержал паузу. — Сказал, что если этим квартирным «висяком» ФСБ заинтересовалась, то он вмиг организует виновных из числа содержащихся в изоляторе. Хочешь — наркош, хочешь — бомжей, а если надо, то из недавно откинувшихся, кто по зоне не успел соскучиться. И добровольное признание гарантирует. Такие дела. Нам это надо?

— На хрен! — отрубил Белов.

— И я так подумал, — вздохнул Барышников. — Еле отговорил ретивого. А то он сейчас уже гнал бы сюда колонну клиентов. Помнишь, как немцев по Москве вели?

Белов отхлебнул из своей кружки остывший кофе, сунул в рот сигарету, но прикуривать не стал — с утра в левом боку поселилась нудная, непроходящая боль.

— Ты дело-то у них посмотрел?

— А как же! И выписки сделал. Но, Иваныч, поверь мне на слово — «висяк» это классический. Даже удивляюсь, зачем они у него заявление взяли. Ничего, кроме компьютера, не помыли. Следов нет.

— А у него и брать-то нечего, — кисло улыбнулся Белов.

— Что говорит о том, что не хату ставили, а пришли по конкретной наводке за конкретной вещью. — Барышников запыхтел сигаретой, пуская дым через нос. — Вывод мне делать?

— Тут и дураку ясно, что надо трясти ближайшее окружение. — Белов черкнул на бумажке «позвонить Лене», отложил ее в сторону. — А компьютер?

— Можно попытаться, — протянул Барышников. — Но менты по этому делу работать не будут. Они там все на ушах стоят. Им только что трупешник нарисовали, да еще какой! Прикинь, закололи мужика в ванне, понатыкали в нем дырок — не пересчитаешь. — Барышников понизил голос до трагического шепота. — А это самое отрезали и засунули в рот. Представляешь! Сейчас выясняют, задохнулся он или от ножевых ран помер.

Рука Белова сама собой дернулась проверить, на месте ли его мужское достоинство.

— Ни фига себе! — только и смог выдавить он.

— Известного человека, кстати, оприходовали. Какой-то художник Муромский. Так что, Игорь Иванович, ментам не до прошлогоднего компьютера. Активность, конечно, сымитируют, но работать ни хрена не будут. Надо с другого бока заходить.

— Выкладывай, старый! — Белов уже взял себя в руки. — Я же по твоей хитрой роже вижу, что уже что-то наколбасил.

— Не наколбасил, а проявил разумную инициативу. Которую прошу задним числом одобрить. — Он дождался, пока Белов кивнет. — Благодарю за доверие. Так вот, пока мои орлы шестерили по соседям, я, устав от общения с краснознаменной московской ментовкой, инициативно вышел на контакт с Борисом Борисовичем Селезневым. Благо дело, это его территория.

Белов медленно раскрошил сигарету над пепельницей, потом свернул бумагу в тугой жгутик, дернул, порвав надвое.

Борис Борисович Селезнев, перекрещенный братвой в Гуся, за долгие, но правильно проведенные ходки пользовался заслуженным авторитетом в криминальных кругах. А в последнее время, в силу произошедших в стране перемен, стал набирать вес и в легальном мире. На подмандатной ему территории, над которой он был поставлен смотрящим, без его ведома и согласия не проходила ни одна сделка и не совершалось ни одно преступление. И само собой, за все отстегивался процент на поддержание воровской идеи в головах уголовной шушеры и на удовлетворение растущих потребностей криминальной элиты.