к возвращению власти доверия страны. Все честные слова, доходившие до государя и его супруги, принимались ими как злостные наговоры и клеветнические выпады против «святого старца».

При таких условиях, чтобы не случилось чего-либо худшего, должны были найтись люди, которые из чувства любви к Родине приняли бы на себя тяжелый крест насильственного устранения вредного «старца» с пути жизни великого русского народа.

И люди такие нашлись…

Наверху понимали, что жизнь Распутина не в безопасности, и по приказу оттуда его охраняли тройною сетью агентов.

— С утра до вечера и с вечера до утра мы только этим и занимаемся, — признался однажды один из министров внутренних дел, намекая своими словами на бдительность и строгость упомянутой охраны.

Сам Распутин отдавал также себе отчет в возможности покушения на его жизнь. В последние перед смертью годы он стал очень подозрителен и остерегался выезжать к незнакомым людям. Но совладать со своими слабостями он не всегда мог…

Под предлогом свидания с особой, которая почему-то заинтересовала Распутина, молодой князь Ю. уговорил беспутного «старца» посетить его дом. Заехав в ночь на 17 декабря за Распутиным, он привез его к себе, где уже находились его четыре сообщника.

В ожидании прибытия интересовавшей Распутина особы, которой в действительности не было даже в столице, его свели в кабинет хозяина, где угостили вином и пирожными, отравленными цианистым калием. Когда же яд не подействовал, то в Распутина было выпущено несколько револьверных пуль, коими он и был тяжело ранен.

Живучий «старец», собравшись, однако, с последними силами, бросился через двери во двор, окружавший дом, и, убегая от своих преследователей, стал искать выход на улицу. Но здесь он был настигнут вновь одним из заговорщиков, которым окончательно и дострелен.

В ту же ночь труп Распутина был сброшен в прорубь одного из каналов, омывающих берега петроградских островов.

«Я не могу и не хочу верить, что он убит. Бог да смилостивится над нами», — записала императрица свои ощущения после первого известия о том, что Распутин «исчез».

Преступная кровь была пролита, но она не спасла Россию от неизбежно надвигавшихся на нее несчастий.

Люди, решившиеся на убийство Распутина и мечтавшие этим путем спасти монархию, не рассчитали, что зло пустило слишком глубокие корни.

Авторитет царя к этому времени был подорван окончательно, и огромное большинство сознательной части русского народа пришло к твердому убеждению, что оздоровление страны невозможно при условии сохранения власти в руках императора Николая и при наличии поддерживавшегося им самодержавного строя.

Совсем другое внушала императору Николаю его супруга.

«Мы возведены Богом на престол, — писала она 14 декабря 1916 г., — и мы должны твердо охранять этот престол, чтобы передать его неприкосновенным нашему сыну. Если ты будешь об этом помнить, то не забудешь быть государем. И насколько это легче для самодержавного государя, чем для того, кто присягнул конституции!..»

«МИНИСТЕРСКАЯ ЧЕХАРДА»

После убийства Распутина и перед возобновлением занятий Государственной думы с поста председателя Совета министров ушел Д. Ф. Трепов, и на его место в самых последних числах декабря был назначен почти никому не ведомый князь Н. Д. Голицын[156].

«Министерская чехарда» — прозвал эту безумную смену министров известный своими остроумными словечками член Государственной думы Пуришкевич.

Обстановка появления князя Голицына у власти до того удивительна, что могла бы показаться невероятною, если бы она не была рассказана им самим.

Князь Голицын был самым обыкновенным членом правого крыла Государственного совета, но в период войны он занял место председателя одного из бесчисленных комитетов военного времени, находившегося под покровительством императрицы Александры Федоровны. По этой должности императрица его хорошо узнала и нередко вызывала к себе по делам комитета.

Однажды, в первый день праздника Рождества 1916 г., князь Голицын был вызван в Царское Село. Он очень удивился, когда вместо императрицы его принял государь.

— Мне нужен энергичный председатель Совета министров, и по совету императрицы мой выбор остановился на вас, — сказал император Николай II растерявшемуся от неожиданности князю.

— Ваше величество, я старый и больной человек. Я ничего для себя не ищу, не подготовлен и совсем не подхожу для такого ответственного поста. Года мои к тому же таковы, что не позволяют рассчитывать справиться с теми обязанностями, кои вы на меня предполагаете возложить. Прошу вас уволить меня от намечаемой миссии.

Государь не возражал и перешел на другие темы, так что Голицын, по его собственному признанию, получил уверенность в том, что чаша сия минует его.

Однако через два дня состоялся указ о назначении того же князя Голицына председателем Совета министров.

Назначение нового председателя Совета министров явилось, таким образом, несомненным результатом влияния на государя императрицы Александры Федоровны, но очевидно, что кандидатура эта была предварительно обсуждена и одобрена лицами, составлявшими ближайшее окружение царицы.

Почти одновременно с Голицыным на должность председателя Государственного совета, избиравшегося ежегодно государем из членов этого совета, был назначен бывший министр юстиции И. Г. Щегловитов — человек крайне правого направления. При этом с явною целью усиления правого крыла этого совета, игравшего у нас роль высшей законодательной палаты, в его состав было введено 18 новых членов, соответственно, конечно, подобранных.

Эти меры, ярко свидетельствовавшие об усилении безответственных влияний и о новой концентрации правых сил, заставили очень насторожиться Государственную думу, особенно после того, когда выяснилось, что сроки ее созыва все отдаляются. Вначале предполагалось созвать Думу в середине января, затем этот срок был перенесен на конец того же месяца и в конце концов решено было открыть заседание Думы лишь 14 февраля 1917 г.

Князь Голицын, по собственному его признанию, имел в виду воспользоваться отсрочкой заседания Государственной думы, чтобы провести ряд изменений в составе Совета министров. Но первое состоявшееся при нем назначение военным министром генерала М. А. Беляева не свидетельствовало ни об умении нового председателя Совета министров выбирать людей, ни о его независимости.

Генерал Беляев, назначенный на пост военного министра в самом начале января 1917 г., являлся, несомненно, избранником все того же кружка безответственных лиц, во главе коих стояла императрица Александра Федоровна.

Беляева я хорошо знал. Вся его служба прошла на моих глазах. Кроме того, он был моим сокурсником по Академии Генерального штаба. Кто мог бы предугадать тогда, что ему суждено занять столь ответственный пост, да еще в исключительно тяжелое время войны.

Забившийся в полутемные углы, вечно съеженный, точно ему холодно, юноша Беляев вызывал к себе то насмешливое, то жалкое отношение.

Необычайной усидчивостью, крайней деловой добросовестностью и знанием канцелярских навыков Беляев впоследствии приобрел в Главном штабе прочное положение и стал довольно быстро продвигаться по военно-бюрократической лестнице.

В