«Боже, она сломана. Что теперь?»

Вопрос повис в воздухе. Но Елена не собиралась сдаваться. Придется проскакать вверх на одной ноге, и это у нее получится. Должно получиться.

Площадка, представшая ее взору, оказалась маленькой, пробивавшийся снизу свет выхватывал из темноты очертания четырех дверей. Сейчас, как ни странно, Елена испытывала меньшую боль, но при каждом шаге у нее перехватывало дыхание, отчего хотелось завыть во весь голос.

«Ну давай, давай же, сукина дочь. Давай!»

Первая комната оказалась напрочь забита мусором. Вторая представляла собой душевую — мрачное сырое помещение. Видимо, ее не использовали, по крайней мере по назначению, долгие годы.

Осталось всего две двери. За какой-то из них должна быть лаборатория.

Она отворила третью дверь. Поврежденная нога словно налилась свинцом. Стоило ступить на нее, и боль становилась нестерпимой.

Елена уже не надеялась на успех, но именно за этой дверью она нашла то, что искала.

Лаборатория.

Не веря в собственную удачу, она захромала дальше, неловко смахнув на пол коническую колбу. Она разбилась, и Елене пришлось ступать по ее осколкам. Она вдруг поймала себя на том, что непроизвольно вскрикивает при каждом шаге.

«Ну, вот ты и здесь. Возможно, время уже вышло, но ты добралась».

Она осмотрелась. Лаборатория Штейна ничем не отличалась от тех, какие Елена видела в сотнях кинофильмов. Лабораторные столы, стеклянные банки, колбы, пробирки на столах и на полках и огромное количество непонятного оборудования.

«Господи, откуда мне знать, что именно нужно искать? И главное, где это искать?»

Никакой подсказки, никакой информации, которая могла бы помочь ей в ее поисках. Превозмогая боль, она встряхнула головой, пытаясь прогнать мрачные мысли. Задумавшись, Елена остановилась в центре комнаты и внимательно оглядела все вокруг. Все ее существо взывало к действию — но что ей следовало делать?

«В чем ученые хранят биологические образцы? Куда вообще можно поместить вирус?»

Между двумя окнами высился большой, похожий на морозильную камеру шкаф. Елена доковыляла до него, открыла, заглянула внутрь и растерялась, увидев огромное количество палет с пробирками, наполненными темно-розовой жидкостью.

Это Протей?

Кто его знает. Но если это так, их всех уже можно считать мертвецами. Такое количество ей не унести — пробирок в шкафу не меньше пяти сотен. Она вытащила наугад одну. Плазмид 324. Антиускоритель. И хотя в вирусологии Елена понимала не больше, чем в турецкой борьбе, она все же догадалась, что эти пробирки — не то, что она ищет.

Елена вновь огляделась. Все столы были заставлены разными непонятного назначения аппаратами. Не может ли Протей прятаться в окружавших ее непонятных устройствах? Она нерешительно приблизилась к большому холодильнику, стоявшему у противоположной стены.

Почему вокруг так тихо? Может, эта тишина — последнее, что ей суждено услышать в жизни?

Открыв холодильник, она сразу увидела то, что искала. Штейн был педантом и предусмотрел все, чтобы исключить возможность ошибки. На одном из пластиковых пузырьков, наполнявших холодильник, Елена увидела аккуратно наклеенный ярлычок, на котором значилась до смешного лаконичная надпись: «Протей». Она схватила пузырек и сунула его в карман жакета, после чего повернулась и двинулась обратно, всеми силами стараясь не думать о пронзительной боли, в которую превращалось каждое ее движение. Так она добралась до двери лаборатории, вышла на лестничную площадку и принялась спускаться по лестнице.

«Почему нет взрыва? Он уже должен был прогреметь. Почему его нет? Возможно, его не будет, возможно, Розенталь не успел привести в действие механизм бомбы…»

Первый же шаг вниз с жестокой убедительностью показал, что спускаться будет куда сложнее, чем подниматься. Рывками, перескакивая со ступеньки на ступеньку на одной ноге и держась свободной рукой за перила, Елена одолела первый пролет. Она радовалась уже тому, что вновь очутилась в освещенном месте. Путь к спасению был открыт, но, чтобы выбраться из дома, ей нужно было пройти мимо бомбы. Пока все шло как надо, но оставалось только гадать, сколько у нее еще времени. Взрыв мог прогреметь в любую минуту.

Каждый шаг был для нее адской пыткой, нога уже не просто болела — она горела огнем. Мышцы отказывались повиноваться; во рту и горле нестерпимо саднило, словно кто-то орудовал там грубой наждачной бумагой; грудь жгло, как будто из нее вынули легкие и вложили вместо них пылающие угли. Но Елена уже находилась на краю площадки. Она ухватилась обеими руками за стойку, готовясь ступить на последний лестничный пролет, и в это мгновение дом дрогнул. Раздался оглушительный взрыв, и вверх по лестнице, поглощая на своем пути все и вся, рванулся ослепительный поток пламени.

Увидев, что Елена неожиданно кинулась к дому, Беверли стала изо всех сил кричать ей вслед. Какого черта ей там понадобилось? Уортон даже пустилась было за ней, но вскоре остановилась. Ее нельзя было упрекнуть в трусости, но бросаться очертя голову в дом, готовый в любую минуту взлететь на воздух, ей казалось по меньшей мере глупым. Беверли вопросительно оглянулась на Айзенменгера — доктор снова пришел в себя и предпринимал попытки подняться. Она опустилась на колени рядом с ним:

— Что происходит?

Приподнявшись на локте, Айзенменгер промолвил:

— Я должен взять Протей.

Он произнес это слабым голосом, и его слова прозвучали невнятно.

— Протей?

— Там должны быть образцы. Я должен их взять.

— Успокойтесь. Елена уже отправилась за ними.

Айзенменгер в ужасе взглянул на Беверли.

Уортон вновь взглянула на часы. Прошло уже две минуты с того момента, когда, по ее расчетам, должен был прогреметь взрыв, но ничего не происходило. Не было и Елены. Пошарив в кармане Маккаллума и найдя ключи от машины, она подогнала «лендровер» как можно ближе к дому — насколько это позволяла безопасность — и остановилась, не выключая двигатель. Если Елена успеет выскочить, то она, по крайней мере, сможет побыстрее увезти ее подальше от дома.

Внезапно весь первый этаж полыхнул бело-желтым пламенем, стекла со звоном вылетели из рам, привнеся высокую ноту в какофонию взрыва. От неожиданного и потому еще более оглушительного грохота Беверли подскочила. Она с ужасом наблюдала, как на мокрую траву вокруг нее, словно ядовитые светлячки, с шипением падают сверкающие капли горящей жидкости.

Елена инстинктивно отвернулась от стремительно надвигавшегося на нее огненного столба, при этом она невольно ступила на сломанную ногу, и адская боль, ставшая для нее уже чем-то вроде верного спутника, вновь пронзила ее тело, вернув чувство реальности. Огонь толкнул ее в спину, и пламя едва не охватило ее со всех сторон. Она бросилась на пол, но жар на спине стал еще невыносимее.