– Это тульворонт.

– Отлично, – кивнула басилп и, предвидя ответ, все же задала вопрос: – И как его убивать?

– Нам с тобой, женщина? Никак. Чтобы его убить, нужна стая из четырех-пяти десятков опытных охотников и долгая работа над засадой. Это десятый зверь, до него никто и никогда не доходил.

– Зачем тогда вообще держать такую тварь?!

– Устраивать жертвенные бои на празднествах. Мы всех зверей держим для этого. Тульворонт – особый случай, лучшая жертва Омуну, лучший трофей.

Постояв немного на месте, зверь двинулся вперед. Сперва он неспешно бежал вразвалочку, постепенно ускоряясь, а потом гигант вдруг споткнулся, но, вместо того чтобы завалиться наземь, сгруппировался неожиданно для такой туши – и вот уже исполинский костяной шар катился на них, готовясь раздавить.

– Врассыпную!

Владимир и Кузьма

– Хреново… Как же мне хреново…

Владимир сидел на полу, обняв колени и без интереса разглядывая суетившихся вокруг ковчега аборигенов, пока Кузьма предавался страданиям подле.

– Не надо было есть ту дурацкую фруктовую палочку… она пропавшая была…

– Нормальная была палочка, Кузя, я ел то же, что и ты.

Хотя, надо признать, выглядел хомяк все же странно и даже немного пугающе. Шарообразно. Бедолагу так раздуло, что он уже не мог двигаться, только слегка перекатывался туда-сюда, дрыгая лапками. Его буквально распирало изнутри, но что его распирало, ни Кузьма, ни Владимир не понимали.

– Это крайне хреновое приключение, – сокрушался Кузьма в перерыве между стенаниями, – мы сидим в этой провонявшей штуке… и ничего не делаем! Мы… мы должны были… мы ведь… где наши победы?! Где захватывающие битвы?! Где красивые телочки?! Ни хрена! Одно сплошное… ой… несварение…

– Иного никто и не обещал, – пожал плечами Владимир, в глубине души понимая, что где-то в чем-то друг был прав. – Но мы просто люди, понимаешь? Не маги, не воины, не гениальные ученые. Про нас книг не пишут, а самое большое наше приключение – это драка с пьяным соседом… прости.

– Не за что прощать! И вообще я не человек, а говорящий хомяк, и горжусь этим! Хватит дымить, дышать же нечем! Ой, мама… пучит-то как…

– Здесь есть кто-нибудь?

Владимир вздрогнул и заозирался.

– Меня кто-нибудь слышит?

Резко вскочив, художник так же резко упал: от долгого сидения свело судорогой икру. Тем не менее он резво подполз к своему рюкзаку и вытащил оттуда рацию.

– Да, да! Я вас слышу! Кто это? Мив? Это ты?

– Это не Мив, – ответила рация совсем незнакомым голосом.

– А… где Мив?

– Она на арене и вот-вот умрет.

– Что?!

– Она попросила послать по этому переговорному устройству призыв о помощи. Сказала, что вы ее спасете. К сожалению, я решился только сейчас. Удачи вам.

– Алло! Алло! То есть прием! Эй, кто… Прием!

Поняв, что ответа не будет, художник отбросил рацию и, собравшись с силами, встал. Он навис над терминалом лишь для того, чтобы уставиться на него бессмысленным бараньим взглядом. Обрывки знаний пытались сложиться в цельную картину, но пока что у них не получалось.

– Что делать?

– Барабанить по кнопкам и надеяться, что что-то получится. Валим отсюда!

Ковчег бытия загудел, завибрировал, реагируя на неумелое управление, аборигены вокруг стали тревожено разбегаться, а потом летающая сфера рванула в сторону и проломила стены башни, вырываясь в темные звездные небеса.

– Он летит! Летит! Получается!

Дергаясь из стороны в сторону, словно пьяная муха, ковчег бытия стал неуверенно продвигаться к большой круглой конструкции внизу. Хотя бы понятно было, куда стремиться.

– Там что-то происходит, – простонал Кузьма. – Что-то плохое! Давай вниз!

– Я и так вниз!

– Ниже! Еще ниже! Ох, блэт, это она! Она там! И какая-то огромная стремная хрень! Ниже!

– Не могу! Он артачится!

– Ниже!

– Не могу! Сейчас!

Ковчег все еще находился высоко в небе, он парил над амфитеатром, дрожал, качался из стороны в сторону, но никак не мог спуститься вниз.

– Открой дверь! – задушевно прохрипел хомяк, который достиг диаметра баскетбольного мяча и продолжал раздуваться.

– Зачем?!

– Затем, сука, что сейчас лопну! Сбрось… меня… вниз!

– Ты понимаешь, что, скорее всего, умрешь, дебил?!

– Сбрось меня вниз! – заорал хомяк. – Щас же!

Ковчег отворился, накренился, и мохнатым мячиком Кузьма выскочил наружу.

– За бога, царя и Отечество-о-о-о-о-о-о!

Падая, Кузьма продолжал непрестанно расти, пока не ударился оземь с громким «БОМ-М-М» и не подскочил. Вновь коснулся земли он уже всеми четырьмя лапами в виде огромного черного зверя с пылающими очами.

– Вот это другое дело! – воскликнул хомяк, впиваясь в почву когтями. – Совсем другое!

В следующее мгновение пушистый землянин сорвался с места и под рев аборигенов ринулся вдогонку за катившимся шаром. Распластавшись в прыжке, он на полной скорости вцепился в этот шар, и произошло то, что происходило бы со всеми земными псами, если бы они действительно впивались в колеса катящихся автомобилей, – Кузьму завертело и заколотило о землю. Но он не отцепился. В конце концов, потеряв равновесие, катившийся тульворонт расправился из формы шара в форму четырехногого гиганта.

Не мешкая хомяк вскарабкался по его телу на самую вершину горбатой спины и впился резцами в панцирь. Они были прочнее алмаза и ломали панцирь с неукротимым упорством, пока не добрались до мяса, до хребта, до нервов и артерий. Свирепый земной хомяк прогрыз агонизировавшего гиганта насквозь и вырвался из его тела, словно юный грудолом, весь блестящий и липкий от крови.

– Вот так это делается! Вот так! – ярился он, встав на задние лапы и показывая передними неприличные жесты беснующимся трибунам. – Что, не нравится?! Не нравится?! Сыпьте сюда, Васи, я вас всех порву!

Его пылающий взор наткнулся на привилегированную ложу, Кузьма взобрался на труп зверя, пристально вгляделся в красношерстного кота, который так же пристально смотрел на него, и громко выкрикнул:

– Леопольд, выходи, подлый трус! Ну давай! Давай! Иди сюда! Я твою маму на танцы водил!

Олувар не слышал этих слов, а если бы и услышал, то не обратил бы внимания, так как весь его разум был поглощен одной мыслью, пылавшей как раскаленное в горне железо средь вечной тьмы Марката. Он думал о том, что нашел зверя, коего не знал еще этот мир, и что такой трофей прославит его имя в веках!

– Копье, нож, топор.