том, во что ему самому хотелось верить. Смиту еще нужно было убедиться окончательно! И вот у него оказался в запасе еще один простенький фокус — назовите его экспериментом, если хотите. Из Северной Каролины, с ее смертоносных полей, прибыли большие бидоны, и эти бидоны были наполнены травой, которая кишела ползающими, жаждущими крови клещами. Эти бидоны Теобальд Смит принес в загон № 3, где никогда не было ни одной южной коровы со своими сосущими кровь паразитами. Он исходил это поле вдоль и поперек и засеял его гибельным семенем — клещами. Кильборн привел туда четырех здоровых северянок, а через несколько недель кровь их стала водянистой, одна корова погибла, а две из трех остальных заболели тяжелой формой техасской лихорадки, но поправились.

VI

Итак, Теобальд Смит, первый из всех охотников за микробами, проследил, каким путем тайный убийца переходит с одного животного на другое.

В загоне, где был южный скот и клещи, северный скот погибал от техасской лихорадки; в загоне, где был южный скот без клещей, северный скот прекрасно жил и поправлялся; в загоне, где южного скота не было, а были только клещи, северный скот точно так же падал от техасской лихорадки. Значит, виноват клещ.

С помощью этих простых, но с поразительной тщательностью проведенных опытов Теобальд Смит доказал, что восточные скотоводы действительно подсмотрели великую тайну природы.

Он извлек эту тайну из недр народной мудрости точно так же, как изобретение колеса, явившись плодом народного изобретательства, привело к пользованию современными мощными моторами.

Вы, может быть, думаете, что он удовлетворился проделанной работой? Ведь опыты были абсолютно бесспорны! Вы, может быть, думаете, что он посоветовал правительству начать истребительную борьбу с клещами? Нет… Теобальд Смит был исследователем иной породы. Он с нетерпением ждал наступления жаркого сезона 1890 года, чтобы повторить снова те же самые опыты и добавить к ним несколько новых, чрезвычайно простых, но безусловно необходимых для окончательного установления виновности клеща.

«Каким образом эти насекомые переносят болезнь с южной коровы на северную? — размышлял он. — Ведь мы установили, что клещ проводит всю свою жизнь на одной корове, а не летает, как муха, с одного животного на другое».

Это был очень сложный вопрос, слишком тонкий для грубой науки фермеров, и Смит взялся за распутывание этого узла.

«Надо предположить, что клещи, насосавшись крови и достигнув зрелости, падают и растаптываются скотом, оставляя на траве маленьких грушевидных микробов, которые затем поедаются северными коровами».

Он взял несколько тысяч клещей, присланных в бидонах из Северной Каролины, смешал их с сеном и стал кормить северную корову, помещенную в специальное изолированное стойло. Но ничего не случилось; корова, казалось, была очень довольна этим новым кормом; она стала жиреть. Он пытался испортить желудок другой корове, угощая ее супом из давленых клещей, но и эта корова с удовольствием уплетала необыкновенное блюдо, и даже стала от него поправляться.

Дело не клеилось; коровы, очевидно, таким путем микробов не получали; Смит немного растерялся. И еще другие проклятые вопросы не давали ему спать.

Почему требовалось тридцать с лишним дней для того, чтобы загон сделался опасным после водворения туда напичканных клещами южных коров? Скотоводам тоже был известен этот факт: они знали, что можно смешать вновь прибывших южных коров с северными и держать их вместе двадцать примерно дней, и если после этого убрать оттуда северных коров, то они не заболеют техасской лихорадкой; но если оставить их в этом загоне на более продолжительный срок (даже удалив оттуда южных коров), то уж непременно разразится гибельная эпидемия среди северянок. Тут-то и была загвоздка!

И вот в один прекрасный летний день 1890 года благодаря очень странному и совершенно непредвиденному стечению обстоятельств каждое таинственное звено этой загадки встало на свое собственное место. Решение задачи открылось Теобальду Смиту с чудесной неожиданностью; оно само закричало о себе; оно свалилось ему на голову, когда он был занят совершенно другими вещами.

Он возился в это время со всевозможными опытами: он выпускал кровь северным коровам целыми галлонами[206], чтобы вызвать у них малокровие, — ему нужно было убедиться в том, что эти маленькие забавные грушевидные образования, которые он находил в кровяных шариках, являются действительно микробами, а не простыми изменениями крови, происходившими в результате малокровия. Он учился выводить искусственно молодых, чистеньких клещей на стеклянных блюдцах в своей лаборатории; он продолжал с добросовестной настойчивостью обдирать клещей с южных коров, чтобы доказать, что эти коровы безвредны для северянок, и если, бывало, ему не удавалось выловить всех клещей, то опыты шли насмарку… Он обнаружил странный факт, что северные телята заболевали только легкой формой лихорадки там, где их матери безусловно погибали. Он старался выяснить, какое еще действие мог оказывать клещ на северную корову. Ведь мог же он причинять ей и другой вред, кроме техасской лихорадки? Тут-то и произошел этот счастливый случай…

Однажды он задал себе вопрос: «Если я возьму молодых, чистеньких клещей, выведенных в стеклянных блюдцах на моем чердаке, клещей, которые никогда не бывали ни на скоте, ни в опасных полях, если я насажаю этих клещей на северных коров и дам им сосать кровь, сколько им вздумается, — смогут ли они высосать столько крови, чтобы вызвать у коровы малокровие?»

Это был, на мой взгляд, совершенно пустой и бесцельный вопрос. Его мысли витали на расстоянии тысяч миль от техасской лихорадки…

Но он все-таки попробовал. Он взял хорошую, упитанную годовалую телку, поставил ее в изолированное стойло и изо дня в день сажал на нее по нескольку сот молодых, свеженьких клещей, придерживая ее, пока эти козявки забирались к ней под шерсть, чтобы как следует прицепиться к шкуре. Каждый день, по мере того как клещи жадно сосали, он делал ей небольшие надрезы и брал кровь, чтобы проверить, не начинаются ли явления малокровия. И вот однажды утром Теобальд Смит вошел в стойло для обычной процедуры и положил руку на шею телке… Что такое? У нее жар! И сильный жар! Подозрительно высокая температура! Она стояла, понурив голову и не желая есть, а ее кровь, которая всегда вырывалась из надрезов густой, обильной и красной струей, стала вдруг жидкой и темноватой. Он помчался к себе на чердак с образцами крови, заложенными между стеклышками… Вот уж препарат под микроскопом, и — невероятно, но факт! — кровяные шарики были исковерканы, сморщены и зазубрены, вместо того чтобы быть круглыми и гладкими, как обтертая монета. А внутри этих разрушенных шариков — это было положительно чудо! — сидели маленькие