Егор понял, что сделал себе хуже, и попытался дать задний ход, но доктор Цербе стоял на своем:

— Мне очень жаль, но мой принцип — осторожность, полная осторожность.

Егор заговорил об отъезде. Если герр доктор больше в нем не нуждается, пусть отправит его домой, как обещал. Егор будет верой и правдой служить отечеству. Он готов отдать жизнь за родину предков, лишь бы его признали истинным арийцем. Доктор Цербе зевнул. Каким еще арийцем, что за чушь? Во-первых, он ничего не мог для этого сделать, во-вторых, если бы и мог, палец о палец бы не ударил. Но он решил, что пока не стоит говорить об этом смешному еврейскому парню.

— Посмотрим, — сказал он нахально. — Терпение, молодой человек.

Но Егор не хотел ждать. Он начал требовать, чтобы доктор Цербе выполнил обещание. Доктор почувствовал досаду. Черт бы взял этого парня, который так серьезно все воспринимает. Как философ, доктор Цербе знал, что ничто в мире не постоянно. Все проходит, все меняется, даже материя, не говоря уже о человеческом слове, гибком и эластичном. Только дураки считают, что оно вечно.

— Ты слишком серьезно ко всему относишься, мальчик, — сказал он. — Смотри на вещи проще.

Нет, Егор не хотел смотреть проще. У него не осталось ничего, кроме обещания доктора Цербе сделать его арийцем, и он стал требовать награды. Он требовал грубо, нагло и упрямо, даже отшвырнул несколько долларов, которые доктор дал ему, чтобы отделаться от него раз и навсегда. Доктору Цербе стало не по себе, его встревожил фанатизм парня. Он думал, как бы избавиться от Егора, а Егор приходил, требовал, писал длинные, полные упреков письма. Доктор Цербе на письма не отвечал и приказал секретарше не пускать Егора на порог.

Егор остался один в огромном чужом городе, без дома, без денег и без надежды начать новую жизнь, о которой он мечтал. Он так красиво расписывал Лотте, как они вместе поедут на родину, и вот планы рухнули. Не осталось ничего, кроме стыда, одиночества и ненависти к господину доктору, который так жестоко его обманул. Егор бродил по улицам, заходил в агентства по найму рабочих.

— Йоахим Георг Гольбек, протестант, — говорил он, подойдя к окошку.

От людей в очереди он уже знал, что имя и вера имеют большое значение, хоть это и отрицают. Он видел это по сверлящим взглядам белокурых девушек из агентств и по потухших глазам черноволосых безработных, которые тихо называли свои еврейские имена, зная наперед, что ничего не выйдет. Девушки говорили, что ему сообщат, как только что-нибудь появится, но никто ничего не сообщал. Егор избегал людей, не хотелось видеть ни мать, ни приятелей из клуба, ни Эрнста Кайзера, ни Лотту. Однажды поздним утром, когда Егор еще спал, Эрнст ввалился к нему в комнату:

— Пойдем пиво пить?

Егор показал пустой кошелек.

Эрнст засмеялся. Он закурил дешевую сигарету, глубоко затянулся вонючим дымом и вдруг сказал, что неплохо было бы проехаться в поисках работы по стране. В этом чертовом городе искать без толку. Идея понравилась Егору. В широкоплечем, мускулистом Эрнсте были сила и уверенность, и рядом с ним Егор почувствовал себя смелее, будто под материнской защитой. Эрнст отбросил льняной чуб со лба.

— Раздобыть бы где-нибудь машинку, и в путь, — продолжил он свою мысль. — Страна большая, работы полно, что-нибудь бы нашли.

Егор потряс кошелек, на стол выпало несколько центов. Но Эрнст не смутился.

— А что с твоим фотоаппаратом? — спросил он.

— Мне бы не хотелось его продавать.

— И не надо. Можно заложить в ломбарде. Как только немного заработаем, сразу выкупишь.

Егор молчал, а Эрнст продолжал его убеждать.

— Машину можно купить за пятнадцать долларов, даже дешевле, — говорил он, все больше воодушевляясь. — Наймемся к кому-нибудь на недельку, срубим несколько долларов на бензин и еду и поедем дальше. Ночевать у фермеров будем или в поле у костра. Девчонок тоже возьмем, я Розалин, ты Лотту.

— Думаешь, они захотят поехать? — спросил Егор с сомнением.

— Еще бы не захотели! — уверенно ответил Эрнст. — Девушки всегда смогут найти работу у кого-нибудь в доме.

Егор махнул рукой. Ему уже не то что фотоаппарата, последней рубахи было не жалко.

С неожиданной энергией бездельник Эрнст Кайзер начал осуществлять план. Повесив на плечо «лейку», как свою, он отправился с Егором в ближайший ломбард. Оценщик, старик со слуховым аппаратом и кожаными заплатами на локтях, предложил двадцать долларов. Эрнст ответил ему непечатной фразой, которую старик не расслышал. В другом ломбарде оценщик оказался молодым человеком с микроскопом в глазу.

— Это «лейка», — похвастался Егор.

— Вижу, — ответил оценщик. — Тридцать долларов.

— Сорок баксов, не меньше, — попробовал торговаться Эрнст.

— Нет, тридцать, — не уступил оценщик.

Вдруг он посмотрел на Эрнста, сверкнув стеклышком микроскопа.

— А это точно твой аппарат? А то мы краденое не берем.

— Это мой аппарат, — сказал Егор с обидой.

Оценщик отсчитал деньги.

Прямо из ломбарда Эрнст повел Егора туда, где продавались подержанные автомобили. Их были тысячи: подкрашенные, вымытые, с белыми цифрами на стеклах, любой модели и любого года выпуска.

На одном из авторынков рекламный плакат, написанный красными буквами, приглашал за выгоднейшей покупкой к веселому Джимми. Сам веселый Джимми тоже был нарисован: сияющий и нарядный, он продавал счастливой семейной паре вишневый автомобиль. Эрнсту Кайзеру понравился нарисованный Джимми, и он предложил пойти к нему.

— Чем могу помочь, друзья? — спросил мужчина, лицом и костюмом напоминавший актера кабаре. Он действительно походил на Джимми с рекламы, только был не такой сияющий и веселый.

Эрнст Кайзер выискивал самые дешевые машины и осматривал их одну за другой.

— Движок постукивает, — говорил он, — и воняет, как свинья.

— Брат, когда ты отбегаешь семьдесят — восемьдесят тысяч миль, ты будешь вонять не хуже, — заметил веселый Джимми.

Правда, он тут же спохватился, что шутка, пожалуй, грубовата, и хлопнул покупателя по плечу.

— Согласен, у нового «кадиллака» ход помягче, — сказал он серьезно, — но любая из этих машин пройдет еще не одну тысячу. Они стоят этих денег, поверьте.

Они долго торговались, с шутками, поговорками и смехом, и наконец приобрели за двадцать долларов открытый «фордик». Джимми сделал покупателям подарок: привязал на радиаторную решетку лисий хвост на счастье.

Следующим утром они пустились в путь. День выдался солнечный, на небе не было ни облачка. Эрнст, в своей вечной рубашке, вел машину, Егор сидел рядом, Лотта и Розалин расположились сзади. Ветер играл волосами ребят, пестрыми платками девушек и лисьим хвостом на радиаторе. Лотта взвизгивала и хохотала каждый раз, когда колесо попадало в выбоину и девушек подбрасывало на продавленном сиденье. Розалин заразилась ее весельем, хотя из-за жесткого сиденья испытывала гораздо больше неудобств, чем ее полнотелая подруга. Путешественники наслаждались погожим днем и быстрой ездой.