Ну, а провинциальная история, в которой все действующие лица блистают высокой нравственностью, может относиться только ко времени гораздо более позднему, чем эпоха первого билля о реформе. Питер же Фезерстоун – вы, несомненно, заметили это – скончался и был погребен за несколько месяцев до того, как главой кабинета стал лорд Грей[126].

Сколь странны склонности великих душ,

Хоть их должна бы мудрость осенять

..........................................................................

Великим душам нравится блистать,

А потому они бывают там,

Где дань восторгов можно пожинать,

И, презирая нас, приходят к нам.

Им мнится, что благоговейно чтим

Мы речи их любые и дела.

Но наш восторг умножить нужно им,

И верят, будто новая хвала

Раздастся, коль покажут нам они

Величье дум своих.

Даниел, «Филотас»

Мистер Винси вернулся домой после оглашения завещания, заметно переменив точку зрения на многие предметы. Он не отличался скрытностью, однако был склонен выражать свои чувства обиняком. Когда его шелковые шнурки залеживались на складе, он кричал на конюха; когда его зять Булстрод досаждал ему, он поносил методизм; теперь же он выбросил из курительной комнаты в прихожую вышитую шапочку, из чего следовало, что он смотрит на болезнь Фреда без прежней снисходительности.

– Ну-с, сударь, – сказал он, когда этот молодой джентльмен собрался идти спать, – надеюсь, вы подумываете о том, чтобы возобновить занятия в следующем семестре и сдать экзамен. Я принял твердое решение и советую вам не тратить времени по пустякам.

Фред ничего не ответил: слишком велико было его уныние. Ведь накануне он неколебимо верил, что ему больше не придется решать, чем заняться, – еще двадцать четыре часа, и он узнает, что может ничего не делать. Он будет ездить на лисью травлю в красном охотничьем костюме, на отличном гунтере, а стрелять фазанов – на породистой кобыле, и все его будут уважать. Он немедленно вернет долг мистеру Гарту, и у Мэри больше не будет причин ему отказывать. И все это он получит, не сдавая экзаменов и не испытывая никаких других неудобств, а просто по милости провидения, то есть благодаря капризу своенравного старика. Но теперь, когда двадцать четыре часа прошли, все эти столь твердые надежды рухнули. И как будто этого горького разочарования мало – его еще корят, точно он же и виноват! Однако Фред промолчал и отправился в спальню, предоставив матери заступиться за него.

– Не будь так суров с бедным мальчиком, Винси! Он еще покажет себя, пусть этот злой старик и обманул его. Я знаю, знаю, что Фред покажет себя, иначе зачем же болезнь его пощадила? А это просто грабеж. Обещать ему землю или прямо отдать – какая разница? Разве это не обещание, если он намекал, пока все не поверили? И ты сам слышал, что он оставил ему десять тысяч фунтов, а потом опять отобрал.

– Опять отобрал! – сердито повторил мистер Винси. – Из него никакого толку не выйдет, Люси. И ведь ты совсем избаловала мальчишку.

– Так он же мой первенький, Винси, и ты сам тогда на него надышаться не мог. Себя не помнил от гордости, – сказала миссис Винси, уже улыбаясь своей обычной веселой улыбкой.

– А кто заранее знает, каким вырастет ребенок? Вот я и радовался по глупости, – ответил ее муж, впрочем, более мягким тоном.

– Но у кого дети красивей и лучше наших? С Фредом тут никто потягаться не может – он только слово скажет, и сразу понятно, что он обучался в университете и знакомства у него там были самые хорошие. А уж Розамонда! Где ты еще найдешь такую? Да поставь ее рядом с какой хочешь леди, она только краше покажется. Ну, ты подумай – Лидгейт в самом высшем обществе бывал и где только не ездил, а влюбился в нее, чуть увидел. Хотя, по-моему, Розамонде незачем было торопиться с обручением. Ведь она могла бы познакомиться с женихом и получше – ну, у своей школьной подруги мисс Уиллобай. У нее ведь родственники не хуже, чем у мистера Лидгейта.

– Черт бы побрал всех родственников! – объявил мистер Винси. – Я ими сыт по горло. И мне не нужен зять, если у него за душой нет ничего, кроме родственников.

– Как же так, милый! – воскликнула миссис Винси. – Ведь ты рад был. Конечно, это без меня случилось, но Розамонда говорила, что ты слова против не сказал. И ведь она уже начала покупать тонкое полотно и батист себе на белье.

– Без моего позволения, – отрезал мистер Винси. – Мне в этом году хватит забот с сынком-бездельником, чтобы еще платить за приданое. Времена тяжелые, хуже некуда, все разоряются, а у Лидгейта, по-моему, нет ни фартинга. Я согласия на свадьбу не дам. Пусть подождут, как и другие ждали.

– Розамонда совсем расстроится, Винси. И ведь ты сам ей никогда не перечил.

– Как бы не так! Чем скорее с этой помолвкой будет покончено, тем лучше. Я на него насмотрелся и вижу, что ему состояния ввек не нажить. Врагов он себе наживает, это верно, а больше ничего.

– Зато, милый, Булстрод его высоко ставит. И, наверное, будет доволен, если они поженятся.

– Ну и будет, так что? – проворчал мистер Винси. – Содержать-то их не Булстроду придется. А если мистер Лидгейт думает, что я им дам денег на обзаведение, так он ошибается, только и всего. Мне ведь, того гляди, придется продать лошадей! Смотри, передай Рози, что я сказал.

Такое с мистером Винси случалось нередко – согласившись на что-то под веселую руку, он затем спохватывался и возлагал на других неприятную обязанность взять это обещание назад. Но как бы то ни было, миссис Винси, которая никогда не поступала наперекор мужу, поспешила утром сообщить Рози его слова. Розамонда слушала молча, внимательно рассматривая свое шитье, а когда миссис Винси кончила, чуть изогнула прелестную шейку – лишь долгий опыт мог бы открыть вам, о каком неколебимом упрямстве говорило это движение.

– Так как же, душенька? – спросила мать с робкой нежностью.

– Папа ничего подобного не думает, – ответила Розамонда с невозмутимым спокойствием. – Он всегда говорил, что хочет, чтобы я вышла за человека, которого полюблю. И я выйду за мистера Лидгейта. А ведь папа дал согласие почти два месяца назад. Полагаю, более подходящего дома, чем дом миссис Бреттон, нам не найти.

– С отцом, душенька, ты уж сама поговори. Ты всегда умеешь настоять на своем. А если покупать дамаск, то у Сэдлера – у него выбор куда лучше, чем у Хопкинса. Только дом миссис Бреттон слишком уж велик. Я, конечно, была бы рада, чтобы ты жила в таком доме, но ведь сколько мебели понадобится, и ковров, и всего, не говоря уж о посуде и хрустале. А твой отец сказал, что денег не даст, ты ведь поняла? А мистер Лидгейт рассчитывает на них, ты не знаешь?