— Сядь, не мешайся, — приказал Марр, указав рукой на лавку возле стола.

В логове он принял облик человека, всё-таки при всей юркости и ловкости крылатый ящер довольно неуклюж, когда дело касается вещей и сумок.

Гоблинка села, огляделась. Просторную нору освещали масляные лампы, привешенные на крюках под низким потолком. Стены покрывал слой белесого лишайника, земляной пол был заботливо посыпан светлым речным песком. Окон в логове не имелось, только дверь. В углу был сложен очаг с дымоходом, отводящим гарь наружу: труба, уходящая в земляную стену, была склепана из разномастных щитков рыцарских лат. Сейчас над огнем грелся котелок с водой, видимо, для чая — горстка трав и ягод лежала на столе, приготовленная для заварки.

Другой угол логова занимала огромная лежанка, представлявшая собой охапки сена, наваленные на подобие кровати с основанием из оструганных бревен и с настилом из упругих тонких жердей. Поверх сена был наброшен широкий шелковый ковер, некогда дорогой и красивый, теперь сияющий подпалинами и прожженными дырами. Грюн скрыла злорадную ухмылку, прикрыв лицо ладошкой: похоже, дракону по ночам снятся кошмары, от которых он плюется огнем, а после просыпается от запаха собственной подгорелой шкуры.

— На, ешь! Или не ешь, как хочешь, мне всё равно.

Грюн подпрыгнула на месте: перед ее носом вдруг грохнул об столешницу глиняный горшок и звякнула большая ложка. Гоблинка подняла недоуменный взгляд на Рууна. Тот стоял над нею, подбоченясь, выжидательно смотрел. На невысказанный вопрос пояснил:

— Черничное варенье. Отобрал когда-то у селянок. Теперь либо выбросить, либо ты съешь. С собой не возьму, и так полные сумки — одежда в пути нужнее, а еду везде можно найти.

Груша поняла: врет. Не украл, а сам сварил, когда от тоски маялся. Она взяла ложку, с опаской почерпнула черную жижу, лизнула… И стала наворачивать — не пропадать же варенью, в самом деле.

Руун, усмехнувшись, бросил на стол краюху пшеничного хлеба, не того, что был промочен, другого, хорошего, пусть немного черствого. И выставил кувшин молока и пару кружек. Грюн разрешения не стала спрашивать, да и благодарить тоже не собиралась — отломила корочку, налила кружку, продолжила чавкать. Руун Марр вернулся к сборам.

Среди множества предметов обихода — горшки, плошки, миски, которые Руун складывал стопками и отставлял в сторонку, среди мешочков с крупами, с засушенными травами или специями находились и неожиданности вроде кинжала в узорчатых ножнах, усыпанных самоцветами.

— Много разных людей приходило к башне, чтобы сразить чудовище, — произнес Руун, взвесив кинжал на ладони и вроде бы ни к кому не обращаясь. — Но я не встречал противников страшнее, чем маленькая гоблинская девочка. Такого позора, как сегодня, со мной давно не случалось.

— Хы, — самодовольно фыркнула Грюн. Она поглядывала на рассуждающего дракона и продолжала работать ложкой. Вдруг вспомнила кое-что, подняла голову от варенья: — Ы! Ы-ы?

Руун оглянулся на нее в сомнении. Девчонка отложила ложку, взялась за неимением голоса и слов показывать на пальцах. Удивительно, но дракон понял ее вопрос:

— Почему я натравил на Эжена головорезов? Полно тебе, я не собирался его убивать. Только припугнуть. Он мне, знаешь ли, осточертел! Если б не этот единственный назойливый поклонник, Клер давно надоело бы сидеть в башне. В его обществе ей было достаточно скучно, чтобы ныть о своей скуке целыми днями напролет, но недостаточно, чтобы собрать служанок и уехать отсюда домой к отчиму. Если б Эжена избили хорошенько, он лишний раз подумал бы, стоит ли его избранница подобных жертв, достаточно ли он ей предан, чтобы положить жизнь за нее, не получив в ответ ничего, кроме презрительных взоров с высоты балкона. Впрочем, теперь меня это ни коим образом больше не касается. Светозар явился ко мне светлым рыцарем, поразил в самое сердце и избавил от этого затянувшегося глупого предприятия. Подумать только, ведь я сам выстроил эту башню! Чтобы жить в берлоге, как зверь. Ну, то есть, сам следил за строительством и присматривал за работниками… Кстати, может быть, ты мне объяснишь, как ты здесь оказалась? В обществе красивого полуэльфа, за много миль от твоего любимого папочки?

Грюнфрид скупо изъяснилась: «Путь был долгий, но меня подгоняла месть!» И снова принялась за варенье.

Руун Марр с отвращением дернул краем рта:

— Месть? Да ты сама всё испортила, мелкая пиявка.

На обвинение Груша смерила его высокомерным взглядом.

— Ты помешала нам с Сильваном объясниться! — настаивал на своем, внутренне закипая, дракон. — Да, у него имелись причины на меня злиться. Да, я был виноват перед ним. Но я пришел извиниться, я должен был многое ему рассказать, объяснить, как такое случилось. И я вымолил бы у него прощение! Если б ты не вмешалась. Я позволил бы Сильвану меня избить, пусть. Он бы выместил обиду, но не причинил бы мне серьезного вреда, ведь он любил меня несмотря ни на что. Я бы всё стерпел от него, я бы валялся у него в ногах! Но тут выскочила ты со своим ножиком. От неожиданности я не успел закрыться, ты меня пырнула — и что было делать мне? Я оттолкнул тебя, каюсь, но иначе ты бы меня прирезала на месте.

Грюнфрид важно кивнула: она прекрасно помнила, что собиралась сделать именно это.

— Да, я не рассчитал силу, — продолжал дракон, не понимая, что своей гневной речью пытается оправдаться. — Поставь себя на мое место! Получив удар, я не мог с тобой миндальничать. Испугавшись за тебя, Сильван просто обезумел. Он не только не стал меня слушать — он едва не убил меня! Истратил столько сил, чтобы меня прогнать и показать мне, как он зол. Я уже не помню точно, как мне удалось сбежать.