Ара рванулся было к сержанту, но Рыжий удержал его за плечо. Шорох никак не отреагировал на движение меченого, только чуть скосил в его сторону злые глаза.

— У нас еще будет возможность поговорить с тобой, Ара, — сказал он с порога и вышел не прощаясь.

Молчание длилось долго, целую вечность, наконец Рыжий нарушил его. Слова говорившего заставили Тора вздрогнуть:

— Чуб не выпустит нас из замка, а Лебедя все равно повесят, поедем мы туда или нет.

— Я поеду, — сказал Тор. — Я не могу бросить Лебедя, не имею права.

— Поедем все вместе, — махнул рукой Ара. — Семь бед — один ответ.

Королевский замок и в этот раз не спешил распахнуть ворота перед мечеными и владетелем Тором Нидрасским. Рыжий даже пошутил, что власть переменилась, а порядки остались те же, что и при короле Рагнвальде. На стражу его шутка не произвела впечатления: суранцы угрюмо разглядывали всадников через ржавые прутья решетки. Свиные рыльца их огненных арбалетов готовы были хрюкнуть в любую секунду.

— Открывай! — крикнул суранцам Ара и взмахнул плетью, горяча своего и без того танцующего коня.

На его крик появился необычно мрачный Леденец и отдал команду, после чего решетка медленно поползла вверх.

Сотня меченых выстроилась во дворе замка. Рядом расположились суранцы, но в пешем порядке. Суранцы плохо держали строй и выглядели не то напуганными, не то встревоженными. Человек, стоявший рядом с лейтенантом арбалетчиков Рэмом, поднял голову, и Тор узнал в нем Чирса. Слабая улыбка скользнула по губам чужака, и эта улыбка не показалась владетелю Нидрасскому дружеской.

— Уже приготовились, — шепнул Ара, указывая на свисающую с перекладины веревку.

Чуть поодаль от виселицы несколько приземистых молчунов охраняли рослого Лебедя. Лебедь был невозмутим, как обычно, однако при виде друзей что-то дрогнуло в его лице, хотя губы так и не сумели сложиться в улыбку.

Чуб сидел в седле своего серого в яблоках жеребца, который нетерпеливо перебирал ногами, явно раздражая этим хмурого седока. Рядом с капитаном стоял Шорох, державший коня в поводу. Капитан скосил холодные недобрые глаза в сторону подъехавшего Тора.

— Что все это значит? — спросил тот, стараясь сохранять спокойствие.

— Правосудие.

— С каких это пор поединок считается убийством?

В голосе Тора прозвучал вызов, встревоженный Шорох вскочил в седло и направил своего коня между капитаном и владетелем Нидрасским.

— Меченые не дерутся на поединках друг с другом.

Лось и Леденец молча приблизились к спорящим, меченые заволновались в строю.

— Молчать! — рявкнул в их сторону Чуб.

— Лебедь мой человек, а не твой, — не сдавался Тор, — и пока он состоит в моей дружине, судить его могу только я, владетель Ожский.

— Меченый служит только Башне, — крикнул Шорох.

— Что скажешь, Лось? — повернулся Чуб к первому лейтенанту.

— И в Ожском замке мы служили Башне, — хмуро бросил тот. — К тому же ты взял этот замок под свою руку, а значит, спор и вовсе становится беспредметным.

— Ожский замок уже не принадлежит Башне, — послышался спокойный голос, — благородный Тор недавно его захватил.

Чирс не мигая смотрел на владетеля Нидрасского, холодная рука его нежно поглаживала приклад огненного арбалета.

— Отберите у них оружие, — приказал Чуб.

Тор поднял коня на дыбы и огрел плетью Шороха, рискнувшего потянуться к чужому оружию. Чирс отскочил в сторону и крикнул что-то суранцам.

— Не делайте глупостей, — крикнул Леденец, — вам не дадут обнажить мечи.

Чуб холодно улыбнулся:

— Это уже открытый мятеж, меченые.

— Ладно, — сказал Рыжий, бросая оружие на землю, — но мы надеемся на справедливый суд.

Сурок молча последовал примеру товарища. Оба спешились и сразу же оказались в плотном кольце меченых.

— Я обещаю тебе, сержант, суд будет справедливым, — кивнул головой Чуб.

— А что будет с Лебедем? — спросил взъерошенный Чиж.

— Справедливый суд уже вынес ему приговор, осталось привести его в исполнение.

Чуб взмахнул рукой — несколько меченых бросились на Чижа, однако справиться с ловким наездником оказалось не так-то просто. Бешено отбиваясь от наседающих плетью, Чиж рванулся к распахнутым воротам. Огненные арбалеты зарокотали весело и дружно — маленькая фигурка распласталась на земле. Копыта коня гулко простучали по подъемному мосту, но Чиж этого уже не слышал, он был мертв. Темное пятно медленно расплывалось вокруг его простреленной головы.

В первую минуту Тор не поверил в случившееся, оно показалось ему дурным сном. Ара обнажил мечи и юлой закрутился в седле, оскалив белые, крупные, как у волка, зубы. Огненные арбалеты весело хрюкнули во второй раз, и конь меченого рухнул на землю. Ара отбивался одной неповрежденной рукой, пока десяток меченых не насел на него и не скрутил по рукам и ногам. Тор тупо наблюдал за происходящим, не в силах пошевелиться.

— Сдавайся! — крикнул ему Леденец.

Тор покачнулся в седле, боль острым клинком полоснула по сердцу.

— Ты, — прохрипел он, глядя на Чирса безумными глазами, — ты…

Рука его потянулась к мечу, конь взвился на дыбы и закружился в нелепом танце, подчиняясь воле обезумевшего седока. Огненные арбалеты заговорили в третий раз — вороной споткнулся и рухнул, словно запутавшийся в собственных ногах неумелый танцор. Теряя сознание, Тор все-таки успел увидеть выражение торжества на лице чужака Чирса.

Бент Хаслумский прижался боком к холодной каменной стене дома и оглянулся. Слежки за ним не было, но, когда имеешь дело с молчунами, осторожность не повредит. В душе Хаслумский проклинал себя за то, что согласился на встречу с Труффинном Унглинским: узнает об этом Чуб — не сносить благородному Бенту головы. Холодок пробежал по спине первого министра короля Рагнвальда. Но и отказывать генералу было опасно: справятся ли серые с мечеными, это по воде вилами писано, но то, что Труффинн в случае надобности дотянется до его шеи, Хаслумский не сомневался. А благородный Бент дорожил своей жизнью, тем более что умная голова первого министра сейчас как никогда нужна была Нордлэнду.

Хаслумский постоял еще минуту, тревожно прислушиваясь к ночным шорохам, но ничего подозрительного так и не обнаружил. Бент вдохнул полной грудью морозный воздух и скользнул в узкую щель между домами, словно прыгнул в воду с высокого обрыва.

Восковые свечи слабо освещали лица присутствующих. Хаслумский с усмешкой подумал, что полумрак на этот раз вполне уместен: орден опять, неожиданно для себя, оказался в подполье. Но враг у него сегодня был куда серьезнее крикливых нордлэндских владетелей. И не было могущественного покровителя, готового в любую минуту прийти на помощь, — король Рагнвальд спал вечным сном в гробнице своих предков. Воспоминание о смерти короля было не из самых приятных для Хаслумского, но тут уж ничего не поделаешь: жизнь — жестокая штука, и не всегда ее удается прожить в согласии с собственной совестью.