заговорить негодованием. Противоречить, однако, даже не думала. Разнос сломил ее. Овладев голосом, она произнесла:

– Я не должна учить ничему, кроме почерка и арифметики, – так?

– Ну, не в точности уж так. Хватает и других уроков, которые красиво на проспекте. Французский, например, – французский очень хорош на проспекте. Но не таков, чтоб много времени растрачивать. И незачем пихать глаголы, правила и все такое. Пускай малость разучат «парлей франсей», «пассей муа лебер», пользы побольше, чем в грамматиках. Латынь вот тоже, я всегда в проспекте пишу латынь. Но вы, наверно, не особо по латыни, нет?

– Нет, – призналась Дороти.

– Ну и ладно. Вам этому учить не надо. Из наших-то родителей никто и не захочет, чтоб дети попусту время теряли. Но они любят, чтоб в проспекте латынь была. Много вообще уроков, которые мы тут давать не можем, но в рекламу-то ставишь обязательно. Родителям прочитать лестно, что, мол, у школы бухгалтерия, стенография, музыка с танцами. Шикарно тогда, солидно на проспекте.

– Арифметика, почерк, французский, – повторила Дороти, – еще что-то?

– Ну, история, география, литература уж английская, конечно. Но вы кончайте с этим пластилином, грязь только по полу. В географии лучше всего учить столицы. Научите-ка их тарабанить столицы графств и разных стран. Будет хоть показать, чему в школе-то научили. А что насчет истории, надо обратно взять короткую, «Родную». Меня уж бесят прямо толстущие книжки, что вы пудами с библиотеки носите. Открыла тут одну на днях, и что ж там сказано? Как англичан в какой-то битве победили. Хорошенькое дело, чему детей учить! Да родители в жизни не потерпят такие штуки, точно говорю!

– А литература? – спросила Дороти.

– Ну, надо бы, конечно, чуточку почитать. Я только не пойму, чего вы нос воротите от нашей «Хрестоматии»? По ней давайте. Она, может, малость и устарелая, так для наших-то обалдуек в самый раз. И пускай наизусть зубрят. Родители многие любят слушать, когда дети стихи на память говорят. «Юный герой средь огненного боя» – очень хороший стих. Потом еще «Крушение парохода»… нет, как его? Ага, «Гибель отважного фрегата». Чуточку стихов не помешает. Только вперед уж безо всяких там шекспиров!

Ужина в тот вечер Дороти не получила. Дидактические речи директрисы закончились гораздо позже часа обычной вечерней трапезы, но миссис Криви отослала Дороти, ничего не сказав про чай. Видимо, это было частью приговора «по делу Макбета».

Дороти не спросила разрешения уйти, но оставаться сейчас в доме не могла. Надела шляпу и пальто и побрела по полутемной улице в библиотеку. Суровый поздний ноябрь. Резкий ночной ветер продувал почти оголившиеся кроны, трепал язычки газа в фонарях, срывал последние мокрые листья на скользкий тротуар. Ветер продирал до костей, добавляли дрожи воспоминания о ночевках на Трафальгарской площади. И хотя вряд ли Дороти, потеряв учительское место, вновь обязательно очутится в аду (в крайнем случае теперь кузен или его доверенные лица совсем без помощи не оставят), но после нагоняя миссис Криви площадь бездомных вдруг значительно приблизилась. Разнос заставил со всей глубиной понять величайшую современную заповедь, одиннадцатую, стершую все предыдущие, – не потеряй работу свою!

Что касается циничных рассуждений миссис Криви насчет «дельного школьного учительства», – это всего лишь правда жизни. Директриса напрямик высказала то, что большинство ее коллег отлично знают, только вслух не произносят. Правило ее «всегда держи на уме оплату» – девиз, который можно – и следует! – начертать над воротами всякой частной английской школы.

В Англии, кстати, невероятное количество разнообразных частных школ. Второго сорта, третьего, четвертого (образчиком четвертого был «Рингвуд-хауз»); по дюжине, по паре дюжин в каждом лондонском пригороде, в каждом провинциальном городке. Общее число приблизительно тысяч десять, из них под официальным контролем менее тысячи. Некоторые школы получше, есть и такие, которые успешно конкурируют с вечным соперником, школой муниципальной, но в основании всех общее зло: цель их – получить деньги. За исключением легальности школьного заведения, организуют его зачастую с тем же самым подходом и финансовым расчетом, который стимулирует создание публичного дома или подпольной букмекерской конторы. Какой-нибудь мелкий делец (владеют школами обычно люди, от педагогики крайне далекие) однажды утром говорит жене: «Слышь, Эмма, у меня идея! Что скажешь, если школу завести? Денег она полно дает, а потеть, как при лавке или пабе, там не с чего. И потом, дерготни ведь никакой, законно, и всех дел: плати аренду, наставь скамеек да к стене черную доску. Шику подпустим, наймем по дешевке безработного парня с этого Оксфорда-Кембриджа, нацепим ему мантию, колпак ихний квадратный с кисточкой. Не клюнут, что ль, родители-то, а? Место б нам только подобрать, где бы поменьше умников, что тоже на этих школьных играх греются».

И вот делец, найдя местечко в квартале жителей среднего, весьма среднего класса (слишком бедных оплачивать школу приличную и слишком чванных согласиться на школу муниципальную), свое учебно-доходное дело «заводит». Постепенно, ухватками расторопного лавочника набирает клиентуру и, если ловок и обходителен, а конкурентов по соседству сравнительно немного, делает свои несколько сотен в год. Разумеется, не все школы одинаковы. Не каждый директор пошлый и хищный выжига образца миссис Криви, есть школы с доброжелательной, нормальной атмосферой и таким уровнем, который вполне отвечает разумным ожиданиям за пять фунтов в год. Но есть действительно чудовищные заведения. От одной сайтбриджской учительницы, с которой она позже познакомилась, Дороти слышала рассказы о школах несравненно худших, чем «Рингвуд-хауз». Например, о дешевом интернате, куда артисты-гастролеры сваливали детишек, как мешки в камеру хранения, где школьники росли бурьяном на пустыре, не занимаясь абсолютно ничем, не выучившись даже читать. И о другой, совершенно хулиганской школе, где старый неудачник из бывших газетных халтурщиков с палкой гонялся за мальчишками по классу и вдруг валился головой на стол, рыдая перед хохочущей оравой. Если школы работают ради денег, подобное неизбежно. Дорогие частные школы, конечно, привлекательнее, ибо здесь по карману нанимать настоящих педагогов и держать тон действительно культурный, но и здесь в сердцевине та же гниль.

Со временем Дороти всю эту систему уяснила, однако поначалу ее терзал страх, что вот-вот в «Рингвуд-хауз» нагрянет школьная инспекция, обнаружит явное надувательство и будет жуткий скандал. Страхи, как выяснилось, абсолютно беспочвенные: «Рингвуд-хауз» не входил в список «утвержденных» школ, а потому инспекциям не подвергался. Был один случай появления инспектора, но проверка ограничилась замером кубатуры классной комнаты на предмет соответствия санитарной норме; прав на что-либо иное официальный ревизор не имел. Только «утвержденные» школы (которых менее одной из десяти) проверяются государством для выяснения образовательного уровня. В остальных полная воля, как учить, чему учить или же