надеясь, что не привлечет лишнего внимания. И сегодня ей повезло. Лошадь была на месте, мед тоже. Дико хотелось есть.

«Продам банку и куплю хлеба. Нужно немного потерпеть», – говорила она себе. В голове крутились навязчивые образы из сна. «На сей раз сон. Что же это такое? Ее жизнь? Воспоминая? Почему я обязана быть их частью? Зачем мне это знать?»

Гелата почувствовала неприятное жжение в груди, взяла лошадь под уздцы и отправилась на поиски удачного места.

На рынке было негде примоститься. Главная площадь оказалась забитой настолько, что телегу пришлось везти в обход. «Ну и навозная куча, – думала Гелата, морщась от вони, в том числе и от своего грязного мокрого платья. – Я отлично вписываюсь в колорит столицы. Всего-то нужно – позволить козе на себя нассать». Этот факт дико злил, а вскоре в нос ударил резкий запах рыбы, и девушка поняла, что поблизости море. Она миновала прилавки с лососем, сельдью, раками и разного вида моллюсками, сдерживая позывы тошноты, и вскоре вышла к гавани. Прищурившись, Гелата загородила рукой выжигающее глаза солнце. Впереди виднелся пирс, два крупных парусных судна поблизости и несколько вдалеке, а также мелкие лодки со снастями. Независимые рыбаки готовились выйти в море, по трапам торговых суден спускали ящики с товарами, а часть, напротив, заносили наверх. Люди сновали внизу и рассматривали то, что привезли из других земель. «Может, торговцы и выкупят», – подумала Гелата и решила спуститься ниже. Однако вскоре колеса телеги встряли в песке, и лошадь нервно заржала, возмущаясь, что не может передвигаться дальше. Девушка попыталась толкать сзади и, с трудом сдвинув скрипящую махину еще на метр, сдалась.

«Тьма с ним. И отсюда заметят, если на то пошло».

Гелата откинула покрывало и взглянула на банки с некоторым отчаянием: «Если не продам все, толкать телегу обратно будет проблематично. И если развалится, то…» Она попыталась отогнать неприятные мысли. Голод мешал соображать. От соленой духоты мутился разум. Девушка уселась на песок и стала ждать, пока высохнет сарафан. Неприятно зудело в промежности. Гелата сморщилась, не зная, что с этим делать.

Прошел час. Марево душило. Девушка устало смотрела на суетящихся матросов с обнаженными спинами, на рабов, таскающих товары, на закутанных в темные ткани женщин, которым не разрешалось сойти с палубы. «Сейчас бы искупаться», – подумала она, отодвинувшись в тень, которую создавала телега. Песок раскалился, и сидеть на нем стало невыносимо, поэтому вскоре девушка поднялась. Теперь хотелось пить. Это желание разделяли и измученные животные, однако морская вода непригодна для питья, а отлучиться искать другую Гелата не могла. «На рынке было бы не менее тошно», – думала она, уставившись на капитана одного из кораблей. С этого расстояния она слышала, как он отдает приказы и бранится. И вдруг, будто уловив на себе измученный пытливый взгляд, мужчина повернулся в ее сторону. Гелата не отвела глаз, а мужчина почти сразу возвратился к разговору с рабом. Он выругал его за оплошность, затем что-то негромко сказал, и Гелата, на мгновение закрывшая глаза, чтобы зевнуть, открыв их, увидела, как полуобнаженный вспотевший парнишка спешит в ее сторону.

– Чем торгуешь? – бросил он на ходу, как будто имел ничтожно мало времени. Гелата слегка оживилась.

– Медом.

Юноша приблизился к телеге и заглянул внутрь. На мгновение опешил, завидев медокоза, но быстро переключился на предмет интереса.

– Сколько берешь?

– Пять линар за банку.

– Пять? – парнишка насмешливо взглянул на нее и прищурился. Гелате показалось, что он рассматривает ее, и она почувствовала неловкость. От него несло потом и рыбой, а от нее – мочой. – Ладно. Я скажу хозяину.

И прежде чем Гелата успела что-то ответить, парнишка поспешил к судну. Она проводила его взглядом. Черные волосы и блестящая взмокшая спина вызвали у девушки чувство дежавю. Она как будто бы увидела Леля, но быстро отмахнулась от возникшего в памяти образа. Нет, лицом они были ничуть не похожи.

В скором времени к Гелате поднялся сам капитан. Это оказался человек уже преклонного возраста, который всеми силами пытался выглядеть моложе и свежей. На нем были ярко-зеленая расстегнутая рубаха, темные брюки, заправленные в высокие кожаные сапоги и черная бандана, украшенная булавкой с несколькими изумрудами. Гелата почему-то не сомневалась, что они настоящие. Борода мужчины уже поседела, но по редким просветам можно было определить ее предшествующий темный цвет.

– Пять линар за банку меда? Мне верно передали?

– Все так, – согласилась девушка.

– Дороговато, не находишь?

– Не нахожу. Мой мед высочайшего качества. Будьте уверены, окупится каждая монета.

– Видок твой доверия не внушает. Что, если лжешь?

– Если лгу, то я здесь. Принесете обратно и получите свои деньги.

Мужчина взял в руки одну из банок и покрутил ее. На солнце мед напоминал расплавленное золото.

– Это хорошо, что ты так уверена в товаре. Я возьму банку и, если мне понравится, вернусь, чтобы купить остальное. Идет? – Он вытащил из кармана пять монет и бросил их Гелате. Та благодарно кивнула. «Вернешься, – подумала она, вспоминая, какой эффект таинственное лакомство оказало на стражников, – непременно вернешься». И пророчество ее в точности сбылось. Через полчаса она увидела, как к ней спешит тот же черноволосый юноша с двумя пустыми корзинами. Его вспотевшее лицо светилось от радости. Приблизившись к телеге, он бросил корзины на песок, чтобы перевести дыхание.

– Будь я проклят, если Шаах не на моей стороне! Чего ты в мед намешала?

Гелата, сидящая на краю повозки и державшая медокоза между ног, не изменилась в лице, будто в реакции попробовавших не было ничего сверхъестественного.

– Капитану понравилось?

– Понравилось? Да он с ума сошел! Твой мед – настоящая находка! Мое спасение! – Юноша расплылся в улыбке. – Капитан велел мне все скупить и сейчас же доставить. Денег вывалил немереное количество, а я же теперь бежать могу, и никто меня не остановит.

– Бежать? Так ты в неволе?

– Я раб на корабле. Думал, это очевидно.

– Мне казалось, рабы должны быть в оковах.

– Должны, если хозяева боятся, что они убегут. А в море, знаешь ли, некуда бежать. Да и капитан уверен, что на суше я никуда без его воли не шагну. Думает, я слаб. Денег у меня нет, дома тоже, никаких родных, да и с клеймом рабским везде кабальную жизнь организуют. А у меня оно почти зажило. Смотри, вот здесь след едва заметный. – Юноша указал на грудь, и Гелате пришлось склониться, чтобы рассмотреть бледные очертания. – Боцман говорит, что на мне все заживает, как на собаке.

Гелата промолчала, а парнишка вывернул карманы и протянул ей мешочки с монетами.