Когда Шеф двинулся по направлению к бургу, уже трубили отбой. Один за другим гасли костры. Выходили в дозор часовые. «Что-то в этом есть, — крутилась в голове мысль. — Что-то толковое, полезное». Не за горами тот день, когда армии будет не обойтись без очередного новшества. Ибо, вопреки укоренившейся уверенности Торвина и его друзей, он твердо знал, что если они ограничатся использованием уже испытанных в бою орудий, враг вскоре сотрет их в порошок. Каждое поражение учит. А врагов у него хоть отбавляй — на Севере и на Юге, Церковь и язычники… Епископ Даниил, Ивар, Вульфгар, Альфгар, король Бургред. Они не будут стоять с обреченным видом и ждать, когда их размолотят камнетолкалки или продырявят вращательницы!

Шеф не знал еще, что грядет на смену этим машинам. Но это свежее изобретение обязано было ошеломить врага. Непредсказуемость — великий залог побед.

* * *

Греза ли, видение — и то и другое было весьма кстати. Шеф чувствовал, как начинает теряться в сыпавшихся на него вопросах. И знал, что не ведает, как на них ответить. Если же некая тайная сила взялась ему помочь, он был ей только благодарен. Другое дело, что он не верил в наставничество Одина, принявшего ипостась Бельверка — Сеятеля Зла, хотя Торвин упорно настаивал на том, что ему, Шефу, необходимо повесить себе на шею пектораль в виде копья. Тогда кто же станет руководить им? «Если бы мне было открыто это, — успел подумать в полугрезе Шеф, — амулет такого божества я бы с радостью носил…»

* * *

Заснув же, он немедля вознесся в заоблачную высь. Во всяком случае, так ему показалось, когда спала пелена перед глазами и он устремил взгляд на землю. На месте последней оказалась огромная доска. Точнее — шахматная доска, сплошь заставленная фигурами. Партия была в самом разгаре. За доской же находились два исполинских существа, уже знакомые ему по прежним видениям: то были боги Асгарда — в этом, во всяком случае, уверял его Торвин. Сейчас они нависли над своею священной доской, расчерченной на серебряные и золотые клетки.

И однако, присмотревшись, Шеф понял, что играющих было больше. Просто размеры их были столь грандиозны, что, как бы ни вертел он головой, охватить взором всех он был не в состоянии, как невозможно увидеть целиком горный кряж. Правда, одного бога он мог рассмотреть полностью и подробно. То был не пышущий здоровьем Тор, покровитель Бранда; не чудище с лицом, подобным лезвию топора, и голосом, от звука которого мог надвое расколоться могучий ледник, — то был не Один. Этот бог был на вид более щуплый, вертлявый, с чуть перекошенным ликом. Фигуры он переставлял с затаенно лукавым выражением. Уж не мошенник ли это Локи? Локи, огонь которого всегда горел в капище Пути, хотя никто не знал людей, избравших его своим покровителем.

Но нет. Может, бог этот и мошенник, но на Локи он ничуть не похож. Это был тот самый бог, который смотрел на него как на жеребца на торгах. Да и это лукавое выражение… Да, конечно: только ему мог принадлежать этот вечно насмешливый голос, что уже дважды слал ему предупреждения… «Вот он, мой покровитель. И однако имя этого бога мне неизвестно. Каковы же его свойства и предназначение? Какой знак ему желанен?»

Внезапно Шеф осознал, что доска, на которой они играли, была вовсе не обычной шахматной доской, а маппой. Но то была не mappamundi, а карта Англии. Он весь подался вперед, силясь увидеть расположение фигур на доске. Ведь богам, конечно, известно, где находятся его враги, каковы их устремления. Но вскоре он понял, что, несмотря на все старания, ничего уразуметь не сможет. Ибо был он сейчас не чем иным, как мышкой, притаившейся на каминной полке. Он воспринимал фигуры, ходы, партию, но дальше этого дело не шло. А боги водили по доске фигурами, разражались раскатами то ли хохота, то ли грома. Для него же все происходящее было непостижимо. И коль скоро ему отказано в понимании, зачем он был перенесен сюда?

И тогда он почувствовал обращенный к себе лукавый взгляд. Внезапный ужас приковал его к месту. Он не знал, как быть — попробовать улизнуть или застыть в неподвижности. Этот бог, впрочем, хорошо знал, что Шеф здесь находится. Он протянул руку, раскрыл ладонь. Другие боги не отвлекались от партии.

Он показывал Шефу фигуру. Фигуру, которая в дальнейшем станет решающей.

И фигурой этой была королева. Он напряг зрение пуще прежнего, ибо черты ее лица напоминали ему…

А безымянный бог уже смотрел в другую сторону. Потом, не оборачиваясь, сделал небрежную отмашку. Словно бы подхваченный вихрями бури, Шеф кубарем покатился куда-то вниз, к лагерю, постели, одеялам. В миг, когда он очнулся, он уже точно знал, на кого была похожа шахматная королева.

* * *

Задохнувшись, Шеф вскочил с постели. «Годива, Годива, — шептал он. — Не иначе неутоленное желание послало мне это видение. Какое отношение девица может иметь к ратным подвигам?»

А за окном его спальных покоев было неспокойно. Кто-то кричал, звенели подковами лошади. Суматоха катится к его дверям. Стук сапог. Грозные вопли ключников. Но твердая поступь совсем близко. Успев натянуть рубаху, Шеф настежь распахивает дверь, чтобы встретить пришельца…

И видит перед собой знакомое лицо. На голове юного Альфреда по-прежнему золотой венец, да и сам он почти не переменился. Решительные движения, умные, живые глаза, сейчас чуть подернутые тревогой…

— Когда-то я отдал тебе этот шайр, — начал он без предисловий. — Боюсь, я поступил неправильно: мне нужно было поставить ольдерменом твоего врага Альфгара, сына калеки! Ибо эти двое, а также изменники-епископы объединились с королем Бургредом и травят меня, как бешеного пса.

Вдруг порыв уступил место усталости и разочарованию.

— Я пришел сюда искать крова и защиты. В Уэссексе подо мною горит земля. Мне даже некогда было собрать верных мне танов. На хвосте у меня висела мерсийская армия. Когда-то я спас тебе жизнь. Не хочешь ли ответить мне тем же?

Пока Шеф обдумывал ответ, снова раздался стремительный топот ног. В освещенный факелами круг, в котором стояли они с Альфредом, ворвался запыхавшийся посыльный. Кажется, он готов был пренебречь формальностями. Увидев, что его господин вышел из своих покоев, он завопил:

— Маяки… Огни в море, господин ярл! Целый флот на подходе. Часовые с маяка сказывают — кораблей сорок. Не иначе Ивар к нам пожаловал.

Шеф видит, как цепенеет лицо Альфреда. И вдруг с внезапной ледяной ясностью он осознает собственное положение.

«С одной стороны от меня Альфгар. С другой — Ивар. Между ними имеется кое-какая связь. У одного я увел женщину. Другой ту же самую женщину увел от меня. Во всяком случае, теперь я могу не сомневаться в подлинности того видения. И тот бог, как бы его ни звали, не обманул меня. Этот узел может распутать только сама Годива».

Еще с первых дней своего правления ярл Шеф уяснил для себя одно весьма ценное правило: люди всегда либо приукрашивают, либо чернят действительность. Так и в этот раз. Маяки хороши для того, чтобы поднять на ноги народ. С их помощью можно передать сообщение о направлении движения судов, а при известной изобретательности — даже сведения об их количестве. Однако с расстоянием дело обстоит хуже. Цепь маяков тянется от самого Линкольншира. По сути дела достоверно известно вот что: Ивар — даже если это и впрямь он — вышел из устья Гембера и теперь, как немедленно возгласил Бранд, будет изводить своих парней, ибо грести им придется против убийственного ветра.