Он крепко обнял Тету, и она положила голову ему на грудь. Так они просидели до самого рассвета.

На следующий день все газеты пестрели заголовками об убийстве Дэйзи Гудвин. «ПОСЛЕДНИЙ ПОКЛОН! УБИЙСТВО В «ФОЛЛИЗ»! ШОУ КИЛЛЕРА КНИГИ ОТКРОВЕНИЙ!»

Эви как раз читала статью с первого разворота «Дэйли Ньюс», когда вбежал Сэм, размахивающий бумажкой весьма официального вида.

– У меня новости! – Он быстро взбежал по спиральной лестнице на второй этаж библиотеки, где среди книжных шкафов стояла Эви, и довольно прищурился, как кот на сметану.

– Ладно. Я тебе подыграю. Почему ты такой довольный?

– Я нашел налоговые декларации на дом Ноулсов. – Он свесился с перил второго этажа, забрался на лестницу на колесах и оттолкнулся от бортика, принявшись качаться на ней, как на качелях.

– Когда ты стал разбираться в методах расследования?

– Я просто решил положиться на свое природное обаяние, – кокетливо признался Сэм. – Ты ни за что не догадалась бы, насколько полезной и услужливой может оказаться сотрудница государственного архива.

Эви спустилась вниз, преодолевая по две ступеньки каждым шагом, и подошла к Сэму, который продолжал объезжать непокорную лестницу.

– Ну и? Тебе удалось найти что-нибудь интересное?

Сэм еще раз толкнул лестницу.

– Не то слово! Последние тридцать лет налоги оплачиваются некоей миссис Элеанор Джоан Амброзио. – Он выдержал драматическую паузу.

Эви закатила глаза.

– И что?

– Это имя мне ничего не говорило. Поэтому я решил копать дальше. Амброзио – это фамилия мужа. А Блодгетт – старая фамилия. Ничего не припоминаешь?

– Нет! – Эви попыталась ухватиться за лестницу, но Сэм толкнулся снова, и она поймала воздух. Ему очень нравилось играть с ней в кошки-мышки, это точно.

– Мэри Уайт вышла замуж за парня по фамилии Блодгетт! А Элеанор – это их дочь.

Эви шагала следом за лестницей.

– Получается, ее дочь продолжает платить налоги за дом Ноулсов? Но зачем?

– Я подумал точно так же. Видишь, у нас даже мысли одинаковые.

– Ты не мог бы спуститься вниз наконец? У меня уже от тебя голова кружится.

– Ах, куколка! Какие прекрасные слова.

– Сэм, я тебя последний раз предупреждаю. Ты рискуешь стать новой жертвой.

Сэм плюхнулся в кресло, закинул ноги на письменный столик, а руки – за голову, так что его локти смешно торчали по бокам от головы, как крылья.

– Было просто гениально с моей стороны выследить их по налоговым декларациям. Не устаю себя хвалить.

– Когда тебе надоест восхищаться самим собой, может, сделаешь одолжение – объяснишь, в чем дело?

– Мне это показалось очень подозрительным. Если дочь унаследовала старый дом, почему она оставила его себе? Ведь можно было продать его и выручить немало денег, а она сохранила эту развалину. – Он снова замолчал.

– Ты собираешься всю ночь держать меня в напряжении?

Сэм явно обрадовался.

– Всю ночь?

– Давай выкладывай уже.

Сэм откинулся назад и принялся качаться на стуле.

– Я продолжил копать и нашел интересную запись. Агентство недвижимости «Милтон и сыновья» предлагало купить дом. Они были готовы заплатить немалые деньги, чтобы построить на этом месте дорогие апартаменты. Но предложение было отклонено законной владелицей: миссис Мэри Уайт Блодгетт.

Он забросил в рот виноградинку и с триумфом посмотрел на Эви.

– Нашей Мэри Уайт? Возлюбленной Джона Гоббса?

– Именно.

Сердце Эви забилось сильнее.

– Как давно было отклонено предложение?

– Три месяца назад.

– Мэри Уайт еще жива? – Эви вытаращила глаза от удивления.

– Да, жива. Прозябает в каких-то трущобах на Кони-Айленде и тем не менее не продает старую развалину на холме.

– И зачем только ей это нужно?

– Вот и узнаем.

* * *

Мэри Уайт Блодгетт жила на Серф-авеню, в одно-этажной лачуге, продуваемой всеми ветрами и пропахшей морской солью, с видом на американские горки «Молния». Дверь открыла ее дочь, Элеанор, одетая в старое домашнее платье, с волосами, собранными шпильками-невидимками.

– Миссис Амброзио? – спросил Уилл.

– Кому какое дело?

– Как поживаете? Я Уильям Фицджеральд, из музея. Помните, мы говорили по телефону?

В глазах женщины что-то мелькнуло.

– Ах да! Действительно, говорили. Моя матушка очень стара и серьезно больна. Прошу вас, не нервируйте ее.

– Конечно, – согласился Уилл, сняв шляпу.

Миссис Амброзио проводила их через гостиную, захламленную пустыми коробками из-под шоколадного ассорти «Уитмена» и бутылочками из-под «Радитора», не добравшимися до мусорки. В комнате пахло выветрившимся пивом и солью.

– Сегодня у горничной выходной, – сказала хозяйка, и было непонятно – черный юмор ли это или попытка оправдаться, а может быть, и то и другое. – Подождите минутку на кухне.

Эви держала руки при себе. Ей вообще неприятно было там находиться, не то что сидеть. На грязном столе бутылка с наклейкой «МОРФИЙ» стояла в опасной близости с еще одной, надписанной «КРЫСИНЫЙ ЯД». Использованный шприц валялся на окровавленном бинте.

Миссис Амброзио скрылась за занавеской. Через пару минут оттуда раздался ее громкий, пронзительный голос:

– Мам! Тут люди пришли к тебе по поводу мистера Гоббса.

Она вернулась в кухню и поспешно убрала склянки в ящик.

– Иногда у нас появляются крысы, – объяснила она. – Как я уже говорила, мама очень больна. У вас есть пятнадцать минут. Потом ей нужно будет отдохнуть.

Спальня Мэри Уайт за занавесью была похожа на склеп. Сквозь опущенные жалюзи с трудом пробивался солнечный свет. Старуха в кружевном чепце и нечистой ночной рубашке персикового цвета сидела в кровати, опираясь на подушки. Синие вены под иссохшей, как пергамент, кожей бугрились, как горные цепи на старинной карте.

– Вы хотели узнать о моем Джоне, – с трудом произнесла она, делая перерывы для сбивчивого дыхания.

– Да, миссис Блодгетт. Большое вам спасибо, – Дядя Уилл сел на единственный стул, вынудив Эви примоститься на край кровати. От старой женщины шел сильный запах мази «Ментолатум» и чего-то еще, до одури сладкого, как от вянущих полевых цветов. Из-за этого запаха Эви хотелось стрелой вылететь из дома и бежать что есть сил к пляжу, на яркий солнечный свет.

– Вы знали моего Джона? – улыбнулась Мэри Уайт, продемонстрировав свои серо-коричневые зубы.