5(17) октября русские получили великолепный моральный бонус. С этого времени стали забываться внезапность и безнаказанность высадки союзников, Альминская неудача, отступление.

Человек на войне, по часто встречающемуся мнению их участников, движим не, как это любит представлять пропаганда, исключительно верой в Бога, Царя и Отечества. Думаю, вряд ли кто-либо из участников войн скажет, что в предшествовавшие бою минуты он думал о стране и ее правительстве, его же в эту переделку загнавшее. Это убеждение порождают мифы, сочиненные уже после войны и чаще всего людьми в ней не участвовавшими и от нее далекими. Психология воина во многом приземленнее, практичнее и от того гораздо тоскливее, чем ее любят преподносить своему народу люди, войну развязавшие и имеющие на ней свои меркантильные интересы. Как сказал по этому поводу гвардейский офицер Российской императорской армии: «Чувствам патриотизма и другим высшим идеям, в критические минуты, я отвожу не первое место; это скорее общие идеи, с которыми сжился человек, но которые во время дела заглушаются другими более сильными чувствами».

Что касается Севастополя, то теперь его защитники, эти земные стимулы, мобилизующие волю и тело на смертельную схватку, получили. Моряки увидели, как неприятельские снаряды падают на крыши их домишек, гарнизон понял, что враг не желает отягощать души моральными принципами ведения войны, а все вместе увидели, что этого самого врага можно с успехом отражать. Защитники города, от матроса и солдата до адмирала и генерала увидели, что «…атака эта рассеяла иллюзию о всесокрушающем действии союзного флота на севастопольские форты и укрепила мысль о неприступности Севастополя со стороны моря».

«…5-е октября было днем торжества осажденных, что ясно выразилось уже тем, что осаждающий соединив к этому дню громадные средства для бомбардирования и введя в дело весь флот свой, не решился штурмовать город, когда расстройство нашего 3-го бастиона доставляло к тому легкую возможность».

Это не Севастополь, это форт Пуласки в США после бомбардирования в апреле 1862 г. Примерно так должны были выглядеть Константиновская и Александровская батареи в Севастополе после бомбардирования 5(17) октября 1854 г. Современное фото.

Моряки в условиях крепостной войны показали армейским коллегам как нужно воевать. Позднее признали, что «Севастопольская кампания окончательно подорвала былую славу армии и показала наше полное бессилие бороться даже с такими отсталыми, кое-как собранными и плохо организованными европейскими армиями, как английская и французская того времени. Таким образом, от сладкого увлечения блестящим прошлым пришла армия к горькой действительности настоящего».

Постепенно прозревали союзники. Отныне война перестала казаться им очередной карательной экспедицией против нецивилизованных дикарей, которых если не удалось купить безделушками, то можно сокрушить артиллерией. Один из самых блестящих командиров французской армии генерал Боске выразил с предусмотрительностью, близкой к пророчеству, опасение, чтобы множество затраченных трудов не пропали даром: «Война эта доставит Франции лишь немного славы; она может потерять своих лучших солдат и, следовательно, средства сопротивления русско-немецкому нашествию, когда останется одна, брошенная Англиею, интересы которой, несмотря на союз, разнятся от наших».