Гарри остановился за десяток шагов.

— Вы же обещали прийти в одиночку.

— Я так и сделал.

— Нет, с вами еще два человека.

Гарри не мог бы утверждать это наверняка, но думал, что его предположение верно. Один из этих двоих все еще находился в здании, а второй вернулся на перрон и стоял там, глядя прямо на них.

— Держите ваши руки так, чтобы я их видел, — приказал Роскани, не отводя взгляда от Гарри.

— У меня нет оружия.

— Делайте, как я сказал.

Гарри вынул руки из карманов и почему-то почувствовал себя очень неуютно.

— Где ваш брат?

Голос Роскани звучал очень ровно. Ни намека на какие-нибудь эмоции.

— Его здесь нет.

— Где он?

— Он… в другом месте. В инвалидной коляске. У него сломаны обе ноги.

— В остальном он в порядке?

— Более или менее.

— Медсестра все еще при нем? Монахиня Елена Восо?

— Да…

Когда Роскани назвал имя Елены, Гарри почувствовал неожиданное волнение. Конечно, он был прав, когда сказал, что полиция сможет установить ее личность по тем вещам, которые ей пришлось бросить в пещере. А теперь он точно узнал, что полицейские считают ее их добровольной сообщницей. Ему ужасно не хотелось, чтобы она оказалась втянута во всю эту историю, но так уже случилось, и ничего нельзя было поделать.

Он резко оглянулся. Второй мужчина вышел на платформу и стоял поодаль, на таком же расстоянии, что и первый. За его спиной болтала и смеялась группа подростков, дожидавшихся поезда. Но полицейский был ближе.

— Вам не стоит меня арестовывать, Роскани, по крайней мере сейчас.

— Почему вы позвонили мне?

Полицейский все так же пристально смотрел на него. Он казался очень сильным физически и глубоко сосредоточенным. Как раз таким, каким Гарри его помнил.

— Я же сказал: нам нужно поговорить.

— О чем?

— О том, как освободить кардинала Марчиано из Ватикана.

Они ехали в плотном дневном потоке автомашин. Гарри с Роскани на заднем сиденье. Скала впереди, а Кастеллетти — за рулем. Они проехали по набережной Тибра, затем пересекли его и, углубившись в улицы на другой стороне, добрались до Колизея, проехали по виа Сан-Грегорио мимо руин Палатина и античного Большого цирка, потом по виа Остиенсе и через Международный выставочный комплекс — этакая экскурсия по Риму, во время которой можно было поговорить, почти не опасаясь, что их кто-нибудь выследит.

Гарри рассказывал — все, что знал, стараясь говорить как можно четче и лаконичнее.

Единственный человек, говорил он, способный пролить свет на убийства кардинала-викария Рима и напарника Роскани, Джанни Пио, а также, вероятно, и на взрыв ассизского автобуса, — это кардинал Марчиано, которого кардинал Палестрина сейчас содержит в изоляции и под реальной угрозой смерти в Ватикане.

Это было известно Гарри со слов его брата, отца Дэниела Аддисона. Этим его знание и ограничивалось — признанием, сделанным одним братом другому. Но это была лишь небольшая часть того айсберга, подробности которого содержались в исповеди, принятой отцом Дэниелом у Марчиано и тайно записанной на магнитофон Палестриной.

После того как отец Дэниел узнал страшные тайны Палестрины, тот приказал убить его, но, прежде чем это было сделано, Яков Фарел, чтобы получить дополнительную возможность для оказания нажима на Марчиано, подбросил отцу Дэниелу улики, сделавшие его первым подозреваемым в убийстве кардинала-викария. А потом, когда Палестрина заподозрил, что отец Дэниел жив, вероятнее всего, именно он через Фарела распорядился устранить Пио, поскольку одновременно с этим убийством Гарри похитили и пытали, желая выведать у него, где же находится отец Дэниел.

— Это тогда сделали запись, в которой вы просите брата выйти из укрытия и сдаться? — спокойно спросил Роскани.

Гарри кивнул.

— Я ничего не соображал после пыток и повторял все, что мне говорили в наушники.

Роскани долго молчал, задумчиво разглядывая американца.

— Но почему?.. — произнес он наконец.

Гарри тоже ответил не сразу.

— Потому что за этим есть кое-что еще. Другая часть исповеди Марчиано…

— Что еще за другая часть? — Роскани резко подался к нему.

— Она касается бедствия в Китае.

— В Китае? — Роскани тряхнул головой, как будто отгоняя непрошеную мысль. — Вы имеете в виду эту страшную эпидемию?

— Да.

— Но какое отношение она может иметь к тому, что происходит у нас?

К этому вопросу Гарри был готов с самого начала. Несмотря на то что Дэнни всей душой любил Марчиано и готов был положить за него жизнь, было безумием надеяться, что втроем — он, Дэнни и Елена — они смогут освободить кардинала. А вот если к этому делу подключится Роскани, у них появится шанс. И к тому же если отбросить любовь, братские чувства и прочие высокие материи, дело было еще и в том, что лишь показания кардинала Марчиано могли помочь снять обвинения с Дэнни, Елены и его самого. Потому-то Гарри решил пойти на такой большой риск и позвонил Роскани, а потом пришел на станцию.

— Учтите, ispettore capo, все, что я говорю, это лишь показания с чужих слов, не имеющие никакой доказательной силы. И мой брат, будучи священником, тоже не сможет ничего рассказать. А вот Марчиано известно все…

Роскани резко откинулся на спинку сиденья и вынул из кармана смятую сигаретную пачку.

— По-вашему получается, что мы попросим кардинала Марчиано, он расскажет нам то, о чем прежде говорил только на исповеди, и все сразу разрешится…

— Не исключено, — отозвался Гарри. — Сейчас его положение совсем не такое, как тогда.

— Вы говорите от его имени? — быстро спросил Роскани. — Вы уверены, что он будет говорить с нами? Что он назовет имена и сообщит факты?

— Нет, я говорю вовсе не от его имени. Я говорю только о том, что ему известно то, чего не знаем мы. И не узнаем, если не вытащим его оттуда и не предоставим ему возможность рассказать обо всем.

Роскани вновь откинулся на спинку. Его одежда была измята, лицо покрыто отросшей щетиной. Он был еще далеко не старым человеком, но сейчас выглядел очень усталым и казался Гарри старше, чем при первой встрече.

— Gruppo Cardinale подняла на ваши поиски полицию по всей стране, — задумчиво сказал он. — Ваши фотографии были во всех газетах, на всех телеэкранах. За вас была назначена очень внушительная награда. Так каким же образом вы смогли добраться от Рима до Комо… и вернуться обратно?

— В этой самой одежде, что на мне сейчас, — одежде священника. В вашей стране очень уважают священнослужителей. Особенно католических.