– Не в этот раз.

– Я столько слышал о тебе, вот почему явился сюда. Но мы встретились, и я испытываю сомнение, дано ли мне понять тебя? Эта загадка не дает мне покоя. Знаешь, я всегда руководствовался в жизни принципом – если что-то кажется тебе слишком хорошим, чтобы быть правдой, верь, так оно и есть.

Трент рассмеялся:

– Я кажусь слишком хорошим, чтобы это было правдой? Ну, вы и знаток характеров!

– Объясни, что это за камень? Почему вокруг него такая суета?

Трент посмотрел прямо на оранжевый шар чуть задымленного зимнего солнца. Прикинул, как начать. И стоит ли? Почему бы нет.

– Около двух миллиардов лет назад в земной коре частички корунда, титана и окисей железа смешались в некое уплотнение, которое под действием огромного давления и немыслимой температуры сплавилось в маленький камешек, вес которого составил пятьсот шестьдесят три карата. Около четырех столетий назад его выкопали на острове Шри-Ланка и назвали Звездой Индии. В тысяча девятисотом году Джон Пирпонт Морган подарил его Национальному музею естественной истории, а в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году Мерф де Серф выкрал его из зала музея. Он придумал и исполнил необычайный трюк. Никто из охранников и смотрителей так и не заметил, как он спустился с крыши на веревке и похитил камень. – Рассказывая об этом эпизоде, Трент улыбнулся. – Он, правда, допустил ошибку – нельзя было держать камень при себе. Когда полиция схватила его, сапфир стал решающей уликой, сгубившей его. Спустя пятьдесят четыре года, во время Объединительной войны, музей был ограблен. Исчезли бесценные экспонаты, среди которых и Звезда Индии.

– Ты решил вернуть камень?

– Таковы условия контракта. – Трент, пожав плечами, помолчал. – Очень красивый камень! Пятнадцатилетняя девушка заплатила жизнью за то, чтобы этот раритет вернулся на прежнее место. Как вы полагаете, священник, это равноценная замена?

– Сегодня со мной связались чиновники из Международного продовольственного банка. Трент искоса посмотрел в его сторону.

– Меня назначили региональным директором, – произнес вдохновенно священник.

Трент кивнул. Понятное дело, кому еще в таких местах распределять продовольствие, как не священнику.

– Кто-то перевел на счет нашего района четверть миллиона кредиток. В распоряжение церкви Эриса, что на Флэтбуше. На тысячу кредиток Продовольственный банк может снабжать едой, жильем и медицинским обслуживанием сотню человек в течение двух лет. Ты представляешь себе, что значит кредит в четверть миллиона? Это значит, что в будущем году двести пятьдесят сотен жителей нашего района не умрут от голода. И в следующем тоже. Черт побери, это просто неслыханный рождественский подарок! – Энди помолчал, поглядел на закат, потом добавил: – Если кто-то из окружающих тебя людей выглядит неумеренно добрым, чтобы можно было с чистой душой поверить ему, считай, он такой и есть. Но не всегда. Как раз исключения и портят наш мир.

Трент не ответил. Священник – огромного роста, толстый, чернокожий мужчина – поднялся и направился к люку. Юноша остался на крыше.

Уже ночью, когда на небе заиграли мелкие зимние звезды, на крышу вылезла Мила. С собой принесла одеяло. Уселась в то же кресло, которое несколько часов назад освободил священник Эндрю Строуберри.

– Ты что, всю ночь собираешься здесь сидеть? Смотри, снег пойдет.

Он не ответил. Мила укрыла его одеялом. Накинула и вдруг заметила, что Трента бьет дрожь.

– Слышь, – заворчала Мила, укутывая его одеялом. – Я знаю тебя почти шесть лет. И за все это время до меня в первый раз дошло, что ты тоже человек.

Ноябрь 2068 года, пятница, ночь.

День выдштся пасмурный, холодный, ночь оказалась не лучше, промозглая, мрачная. Трент с чашкой черного кофе в руках стоял в дверном проеме, выводившем на балкон. За спиной яркими огнями сверкал зал ресторана «У Макги», перед ним за широкой полосой темной воды угадывались небоскребы Манхэттена.

Падал мелкий снежок.

Трент разглядывал огни большого города. Огни столицы.

Сам он прятался в полумраке, черты казались смазанными. Света от расположенной на торце балкона вывески «У Макги» едва хватало, чтобы высветить полоску лба, овальные скулы, только светло-голубые глаза различались отчетливо. Трент повернул нагревательное кольцо на кружке с кофе, поднял его как можно выше – все равно с каждым новым глотком жидкость становилась все холоднее.

Сколько он простоял у дверей, сказать трудно. Трент почти допил кофе, когда хлопок по плечу вывел его из созерцательного, раздумчивого состояния. Это был Джимми, тоже принимавший участие в вечеринке.

– Мечтаешь? Трент кивнул.

– Братан, – тихо спросил Джимми, наклонившись к уху Трента, – где ты?

– Здесь, на козырьке, – ответил Трент, не поворачивая головы.

– Это я понимаю. А где еще?

– Здесь, на козырьке. Больше нигде.

Джимми передвинулся за спину Трента, кивнул. Тот, не поворачиваясь, добавил:

– Пытаюсь понять, почему сегодня так холодно.

– Лично я решил, что ты подумываешь о том, как было бы здорово поваляться на пляже.

Пляж, золотистый песок – это было так далеко от того, о чем размышлял Трент. Однако он не стал разочаровывать дружка.

– Абсолютно точно. – Он повернулся к Джимми. – Просто замечательно нежиться на пляже, потягивать пивко и наблюдать за загорелыми девчонками.

Джимми усмехнулся, выговорил нарочито по-местному, с ленцой пропуская буквы:

– Дговорились. Ты когда-нибудь окажешься на пляже. Мож, нам тоже повез с таким отдыхом.

– Обязательно повезет. Еще одно дельце, подобное тому, что мы провернули вчера, и следующее Рождество проведем в Большом городе.

Джимми невольно облизнул губы, склонился к Тренту и от прихлынувшего страха заговорил, как учили в школе:

– Так скоро?

Трент пожал плечами:

– Нас только пятеро. Самое большое число помощников, которых я могу взять с собой, это четыре человека. Больше никому не могу довериться. Так или иначе, а нам необходимо вырваться отсюда. Мы не можем застрять здесь навсегда.

Только теперь Трент уловил, что Джимми изрядно выпил.

– А чем плохо во Фриндже, братан? – спросил ла­тинос. – Конечно, в Патрулируемых секторах безопаснее. Но, парень, едва ли кто из миротворцев отважится появиться за Гранью. В Патрулируемых секторах все устоялось, там нам придется ходить по струнке, кланяться каждому вшивому миротворцу.

– Мы не можем вечно оставаться во Фриндже. Я не хочу провести старость на улице.