над озером, пробирает его до мозга костей сквозь тонкое пальтецо. Не обращая внимания на сей малозначительный факт, Мейсон медленно побрел по кладбищу, время от времени останавливаясь, чтобы прочесть ту или иную надгробную надпись.

Одна из могил привлекла его внимание. Надпись на камне гласила, что под ним покоятся супруги Картрайт. Мейсон усмехнулся про себя, вспомнив вдруг о своих двух бывших женах. Вот интересно, а можно снять могилку на всех? Так сказать, вечная «любовь-на-троих». «Придет же такое в голову», — невесело хмыкнул он.

И тут Мейсон внезапно подумал о бедняге Дулане, которого непостижимым образом заживо закопали. Тайной оставалось и то, как святой отец умудрился угодить в свежевырытую могилу, а заодно и сломать себе шею.

Еще одна загадка. Виновного так и не нашли. И сколько бы трагедий ни разыгрывалось вокруг Торнов, ни одного преступника так и не удалось выявить. Все они словно в воду канули. Какой-то любитель мистики утверждал, будто возле могилы, в которую свалился Дулан, оказалось множество следов, наверное, гигантская собака рыла здесь землю. Его высмеяли и… только. А Дулана перезахоронили. И успокоились на этом.

Противный, липкий пот прошиб Мейсона, и он поспешил прочь с кладбища, решив по дороге заглянуть в бар, о котором упоминалось в газетной вырезке. Там сообщалось, что в тот злополучный вечер Дулан забрел в этот бар и даже хватил лишку. Действительно, через минуту Мейсон разглядел на тропинке указатель.

Бар и гриль.

Мейсону вдруг страшно захотелось выпить.

После второй порции виски Мейсон извлек из кейса газету и принялся заново читать. Лысый и кругленький бармен, хитро прищурившись, вдруг громко воскликнул:

— А вы ведь Мейсон, а, сэр?

Мейсон в сердцах стукнул кулаком по столу и застонал, проклиная все телевизионные передачи, где он принимал участие.

— Чита-ал, чита-ал ваши книжки. Неду-урно, — протянул бармен.

— Спасибо. Скажите, вы могли бы рассказать что-нибудь о священнике? Ну, о том, который оказался заживо погребенным?

Бармен почесал затылок:

— Он тогда здо-орово поднабрался. Еле на ногах держался. А еще тащил с собой эту железяку, детектор, все чьи-то кости искал. Их вроде кто-то свистнул из могилы. Ну, кости Торна, что ли, — неприятно гоготнул толстяк, заставив Мейсона вздрогнуть.

— А полицейским вы об этом рассказывали?

— Чтоб потом от них бегать? Я что, дурак? — И он снова заржал.

Спустя час Мейсон выбрался наконец из забегаловки. Любопытство его разгоралось все сильнее. Похоже, ни на один вопрос в этой истории не существовало ответа По крайней мере до сих пор.

Следующей в списке была Жаннет Финн, обитающая в пригороде, куда и направился Мейсон. Жаннет Финн оказалась хрупкой, седой старушкой. На лице ее так и застыла печаль.

Ни о чем не спрашивая, она проводила Мейсона в кабинет мужа. Стены здесь до потолка были заставлены книгами. Старинные фолианты с пожелтевшими от времени страницами, повествующие о древней истории и культуре, соседствовали с новейшими справочниками.

— Вот здесь Майкл и работал, — тихо сообщила вдова. — Он ведь был настоящим книжным червем, редко покидавшим стены своего кабинета, — улыбнулась она. — Я каждый час приносила ему чашечку свежего кофе…

Помолчав немного, Жаннет Финн поведала о том, что однажды ее муж приобрел на аукционе какие-то кинжалы и, страшно взволнованный, упросил священника по фамилии Дулан отвезти их в Италию.

— А потом, — продолжала она, — он забыл о кинжалах, пока в прошлом году не прочел о них в какой-то газете. И тут же решил лететь в Англию.

Лицо старушки просветлело, но в следующий миг улыбка исчезла с него так же внезапно, как и появилась.

— Он никогда не выезжал за границу. И мне не следовало отпускать его.

Голос миссис Финн задрожал.

— Я просила его быть поосторожнее. Но потом он позвонил и сказал, что все это страшно важно и что он встречался с послом…

— Филипом Бреннаном? — быстро ввернул Мейсон. Старушка кивнула:

— Для Майкла этот груз оказался не по плечам. Ходить вот так, кругами. Он ведь знал книги, а жизнь…

Миссис Финн всхлипнула и смахнула слезы, покатившиеся по дряблым щекам.

— Я поехала в аэропорт встретить его. Думала, что Майклу будет приятно. Я видела, как садился самолет… И это самое страшное. Потом я поняла, что именно в ту секунду…

Мейсон знал конец этой трагедии. В момент приземления Майкла Финна раздавило шасси самолета. Непостижимо, каким образом несчастный вообще вывалился из самолета и оказался на шасси. Просто мистика какая-то. А сами похороны! Что они там вообще могли предавать земле, что могло остаться от человека, расплющенного таким кошмарным образом?

Наступила пора возвращаться. Надо было еще позвонить Анне в Лондон. Попрощавшись с Жаннет Финн, Мейсон бодро зашагал по дороге. На углу он на мгновение задержался, заметив, как старушка помахала ему из окна рукой — наверное, точно так же напутствовала она и мужа, провожая его в Англию год назад.

Глава VII

Пожалуй, тяжелее всего Фрэнсис переносил одиночество. Оно угнетало сильнее, чем страх. С последним-то Фрэнсис легко справлялся, особенно днем, когда в голове теснились разные мысли о будничном. Юноша прекрасно понимал, что стоит ему только забыть о тех могучих силах, против которых Фрэнсис снова решился выступить, как его собственные силы мгновенно покинут его. И тогда на долю Фрэнсиса останется лишь бегство. Он будет искать убежища у себя дома, в Йталии.

Фрэнсис, как никто другой, ощущал себя песчинкой в этой безграничной пустыне. Когда отец де Карло двадцать лет тому назад отправлялся в Лондон, рядом с ним находились шесть помощников. Внезапно вспомнив о священнике, Фрэнсис грустно вздохнул. Уже лежа на смертном одре, старик только и повторял, что жертва их была принесена не зря, что им удалось завершить свою миссию. Де Карло отошел в мир иной в счастливом неведении. Кроме того, старик был не один. В его последний час рядом находился брат Фрэнсис.

Молодой монах перекрестился. Богохульно так рассуждать. До тех пор, пока с ним Господь, Фрэнсис не одинок. Однако мысль о Боге не утешила юношу. Эх, если бы рядом оказался кто-нибудь, с кем можно было бы разделить это тяжкое бремя…

Фрэнсис упал на колени и начал исступленно молиться. Он потерял счет времени. И только покалывание в ногах возвратило его к действительности. Юноша поднялся и, умывшись, переоделся в чистое белье. Внезапно он почувствовал себя агнцем, ведомым на заклание. Его вновь охватил дикий страх, и юноша вдруг истерично рассмеялся.

Перед уходом Фрэнсис снова запустил пленку Поля Бухера. Монах так часто слушал эту запись, что буквально наизусть знал весь текст