Озеро официально открыли весной 1876 года: была даже особая церемония, связанная с грядущим столетием со дня основания города. Совет проголосовал за то, чтобы вынести мистеру Хинцельманну отдельную благодарность.

Тень сверился с часами. Половина шестого. Он пошел в ванную, побрился и причесался. Переоделся. Последние пятнадцать минут как-никак, а прошли. Он сгреб в охапку бутылку вина и цветок, и подошел к соседней двери.

Дверь отворилась сразу, как только он постучал. Судя по ее виду, Маргарет Ольсен нервничала ничуть не меньше, чем он сам. Она приняла у него цветок и бутылку и поблагодарила. В гостиной работал телевизор, шел «Волшебник Страны Оз» в видеозаписи. Пленка еще черно-белая, Дороти еще в Канзасе, сидит с закрытыми глазами в повозке у профессора Марвела, и старый мошенник делает вид, будто читает ее мысли — а тем временем к месту действия приближается смерч, который унесет ее из привычной жизни далеко-далеко. Перед экраном сидел Леон и катал игрушечную пожарную машину. Увидев Тень, он просиял от радости, вскочил и побежал в спальню, запнувшись второпях нога за ногу, и тут же выскочил обратно, с победным видом держа в руках двадцатипятицентовую монету.

— Смотри, Майк Айнсель! — закричал он. А потом сложил руки вместе и сделал вид, будто взял монетку правой рукой, которую тут же и продемонстрировал Тени: пустую. — Раз, и она исчезла, Майк Айнсель!

— Молодец, — кивнул Тень. — После ужина, если, конечно, мама будет не против, я покажу тебе, как тот же фокус можно сделать еще более лихо.

— Если хотите, показывайте прямо сейчас, — сказала Маргарет. — Все равно нам еще Саманту ждать. Я ее послала за сметаной. Не знаю, где ее носит.

И тут, словно по мановению волшебной палочки, раздался стук шагов о деревянные ступени, и кто-то наподдал плечом входную дверь. Поначалу Тень ее не узнал, но она сказала:

— Я не поняла, какую ты заказывала, ту, что с калориями, или ту, что на вкус как клей для обоев, так что на всякий случай купила ту, что с калориями, — и тут до него дошло: та самая девчонка, с дороги на Кейро.

— В самый раз, — сказала Маргарет. — Сэм, познакомься, это мой сосед, Майк Айнсель. Майк, это Саманта Черная Ворона, моя сестра.

Мы с тобой незнакомы, Тень отчаянным усилием воли вытолкнул из себя молчаливый вопль. Мы с тобой никогда раньше не встречались. Ты видишь меня впервые в жизни. Он попытался вспомнить, как в прошлый раз думал про слово снег, и как легко и просто у него все получилось: ситуация была отчаянная. Он протянул руку и сказал:

— Рад познакомиться.

Она прищурилась и посмотрела ему прямо в глаза. Секунду спустя на ее лице появилось озадаченное выражение, а еще через секунду в ее глазах загорелся огонек понимания, и уголки рта поползли вниз.

— Привет, — сказала она.

— Пойду за едой пригляжу, — сказала Маргарет взвинченным тоном человека, который привык к тому, что стоит ему буквально на секунду оставить кипящую кастрюлю на кухне без присмотра, как та непременно пригорит.

Сэм сняла шапку и «дутую» куртку.

— Значит, вы и есть тот самый сосед, трогательный и одновременно таинственный, — сказала она. — Кто бы мог подумать?

Говорила она полушепотом.

— А ты, — подхватил он, — Сэм-девочка. Может, позже об этом поговорим?

— Если дашь слово, что объяснишь мне, что здесь происходит.

— По рукам.

Леон уже дергал Тень за штанину.

— Покажешь сейчас? — спросил он, протягивая ему монету.

— Ладно, — сказал Тень. — Но только при одном условии. Ты должен помнить, что настоящий мастер своего дела никогда никому не рассказывает, как он делает то, что делает.

— Обещаю, — серьезным тоном сказал Леон.

Тень взял монету в левую руку и стал двигать правой рукой Леона, на практике показывая, как можно сделать вид, будто ты взял монету, которая на самом деле осталась лежать в другой ладони. А потом велел Леону потренироваться самому.

После нескольких попыток мальчик навык усвоил.

— Вот теперь полдела сделано, — сказал Тень. — А вторая половина такая: все внимание должно быть сосредоточено на том месте, где монета должна находиться. Смотри только туда, где она вроде как должна быть. Если ты сам будешь уверен в том, что она у тебя в правой руке, никто и не подумает следить за левой, как бы неловко ты этот фокус ни делал.

Сэм наблюдала за всем этим, слегка склонив голову набок, и молчала.

— Ужин! — возгласила Маргарет, выйдя из кухни с блюдом, полным спагетти, от которого вовсю валил пар. — Леон, иди помой руки.

К спагетти прилагались хрустящие хлебцы с чесноком, густой красный соус и чудесные пряные тефтельки. Тень от души нахваливал Маргарет.

— Старый семейный рецепт, — сказала она в ответ, — достался от корсиканских предков.

— А мне казалось, вы тут все индейцы.

— Папаша у нас чероки, — встряла Сэм. — А у Мэг дед по материнской линии приехал с Корсики. — Из всей компании Сэм была единственным человеком, который всерьез налегал на вино. — Папаша бросил их, когда Мэг стукнуло десять лет, и переехал в другую часть города. А через шесть месяцев родилась я. Моя матушка и папаша поженились, когда он получил развод. А когда мне стукнуло десять, он и мою матушку бросил. Видимо, у него просто цикл такой, десятилетний, на большее его не хватает.

— Ну вот, с тех пор, как он удрал в Оклахому, как раз прошло почти десять лет, — сказала Маргарет.

— Ну, а моя матушка — она из европейских евреев, — продолжила Сэм, — из какой-то такой страны, где раньше были коммунисты, а теперь просто бардак. По-моему, ей просто понравилась идея выйти замуж за индейца-чероки. Диковатая в итоге получилась парочка.

Она глотнула еще вина.

— Мама у Сэм — та еще штучка, — сказала Маргарет тоном, в котором осуждения не было ни на грош.

— А знаете, где она сейчас? — спросила Сэм. Тень покачал головой. — Она в Австралии. Познакомилась по интернету с одним типом, который живет в Хобарте. Но когда встретились вживую, ей показалось, что какой-то он противный. А сама по себе Тасмания понравилась. Вот она теперь там и обитает, в какой-то женской коммуне, обучает их делать батик, и все такое. Правда круто? В ее-то возрасте!

Тень согласился, что круто воистину, и подложил себе еще тефтелек. А Сэм между тем рассказывала, как тасманийских аборигенов уничтожили британские колонизаторы, и как под конец они устроили настоящую облаву, выстроившись цепью вдоль всего острова, чтобы выловить всех до последнего человека, но поймали одного-единственного старика и вдобавок к нему — больного мальчика. А еще она рассказала ему про тилацинов — тасманийских тигров — про то, как их истребляли фермеры, потому что боялись за своих овец, а потом, в тридцатые годы, политики обратили наконец внимание на то, что тигров надо защищать, — ровно после того, как был убит последний. Она допила второй стакан вина и налила себе третий.