опия, двое из них лишатся голов. А у Палаты опять вопросы, снова тары-бары, но вот, наконец, кто-то предложил: сдать не весь опий, а, скажем, тысячу ящиков. Может, юм-чаэ этим удовольствуется?

— И что, все согласились?

— Да, в конце концов, но торговались, как на базаре. Даже потребовали оплатить сданный опий. С чего это вдруг? — изумились китайцы. А им в ответ — это цена ваших голов, убытки за ваш счет.

— Неужели они так сказали?

— Ну, примерно. — Вико покачал головой. — Понимаете, мунши-джи, делец всегда озабочен прибылью, это общеизвестно. Порой ему приходится маленько шельмовать. Такие вот правила игры. Нынче заработал, завтра немного потерял — для большинства торговцев это вполне нормально. Но типы вроде Бернэма, Дента и Линдси смотрят на жизнь иначе. С помощью Хоуквы, Моуквы и других купцов они получили неисчислимый доход. Однако сейчас, когда речь о жизни и смерти, они торгуются, словно базарные бабы. Поневоле задумаешься: если уж они так низко ценят жизнь друзей, мы с вами для них, наверное, вообще прах.

— Погодите, а мистер Кинг? Уж он-то не в их компании?

— Нет. Он говорил об обязательствах Палаты перед гильдией и давних дружеских связях, но доводы его никого не убедили. Однако подействовали слова переводчика — тот сказал, что в городе очень неспокойно и может вспыхнуть бунт, если пострадает кто-нибудь из китайских купцов. Коммерсанты струхнули и решили предложить комиссару тысячу ящиков в виде откупа.

— Думаете, он согласится?

Вико пожал плечами:

— Узнаем только завтра утром. Тогда-то и станет ясно, сохранят ли китайцы свои головы. — Он снова налил себе водки и качнул бутылкой: — Выпьете, мунши-джи?

Нил отказался — время позднее, а утром надо встать пораньше, чтобы к приезду комиссара быть у ворот Консу. После тяжелого дня хозяин поспит дольше и, если что, не станет бранить за отлучку, продиктованную беспокойством о ситуации.

Утром на майдане Нил сразу почувствовал, как что-то неуловимо изменилось. В криках беспризорников не слышалось былой веселости, и подаянию они ничуть не обрадовались. В голосах сопливой оравы, преследовавшей Нила, звучала неподдельная злость. Мальчишки отстали в начале Старой Китайской улицы, где также ощущались перемены: взгляды прохожих светились злобой, напомнившей о беспорядках в день сорванной казни.

Нил одолел половину улицы, когда его окликнул А-Тор, старший сын Комптона:

— Здравствуй, А-Нил! Отец тебя звать, ходить скоро-быстро!

— А что такое?

А-Тор пожал плечами:

— Ходить, приходить!

Минуя печатню, они сразу прошли к дому, который нынче, как никогда, выглядел оазисом безмятежности: цветущая вишня в центре мощеного двора казалась фонтаном из белых лепестков, бьющим сквозь расселину в плитах.

Неподалеку в тени козырька кровли сидел Комптон, рядом с ним расположился белобородый старец, которого Нил уже видел в день прибытия комиссара.

— Доброе утро, А-Нил.

— Здравствуйте, Комптон.

— Познакомьтесь с моим учителем Чжун Лоу-сы.

Оба китайца встали и поклонились, Нил постарался не отстать в вежливости приветствия.

Низенький каменный столик был накрыт к чаю, Комптон указал Нилу на свободный стул; они справились о здоровье друг друга, а затем печатник спросил:

— Вы, наверное, знаете о ночном совещании?

— Да, — кивнул Нил. — Торговцы предложили сдать тысячу ящиков опия.

— Верно. Рано утром купцы гильдии доложить об этом юм-чаэ.

— И каков результат? Его превосходительство удовлетворен?

— Нет. Он прекрасно понимать, что хитрые чужеземцы намерены сторговаться. Они думают, его можно подкупить, как прежнего губернатора. Но юм-чаэ тотчас отвергать их предложение.

— И что теперь будет? Хоукву и Моукву казнят?

— Нет. Его превосходительство понимать, что китайские купцы сделали все возможное. И он знать, что есть иноземцы, согласные с его приказом. Вся беда от кучки торговцев. Пришла пора наказать преступников, творящих зло.

— И о ком же речь?

— А как вы думаете?

— Дент и Бернэм?

Комптон кивнул.

— Джардина нет, и Дент занял место первого злодея. За ним давно наблюдают — контрабанда, подкуп, он главарь.

— И что с ним сделают?

Комптон помялся, глянул на старца.

— Только между нами, А-Нил. Понимаете? Никому не слова.

— Да, конечно.

— К Денту есть вопросы. Его задержат.

— А Бернэма?

— Нет. Пока хватит одного британца. — Печатник помолчал. — Но арестуют еще одного человека.

Нил прихлебнул чай — крепкий пуэр вязал рот.

— Кого же?

Прежде чем ответить, Комптон о чем-то перемолвился со старцем.

— Имейте в виду, А-Нил, я говорю это вам одному. Многие считают, что нужно арестовать индуса. Почти весь опий приходить из тех краев. Нет индусов — нет зелья. Их надо остановить. Лучший способ — в острастку всем взять одного. В пару Денту.

— И кто кандидаты?

— Всего один. Вожак кантонских ачха.

Почувствовав, как пересохло во рту, Нил отхлебнул чаю, и только тогда смог выговорить:

— Сет Бахрам-джи?

— Скажем прямо, А-Нил, он в ответе за зло, о нем много известно. И потом, он союзник Дента.

Нил уставил взгляд в чашку, представив закованного в колодку Бахрама на пути в тюрьму, как было с Панхиквой. Вспомнилась некогда удивлявшая преданность слуг своему хозяину. И тут он вдруг понял, что теперь и в нем живет такая же преданность, граничащая с любовью. Казалось, между ним и Бахрамом возникли кровные узы, не позволяющие сыну осуждать родителя. И если он станет соучастником тех, кто причинит вред Бахраму, то не простит себе этого до конца жизни.

— Знаете, ваша позиция вполне понятна, — сказал Нил. — Только учтите вот что: даже если сет Бахрам-джи и все другие индусы прекратят торговать опием, ничего не изменится. Да, зелье поступает из Индии, но торговля им почти целиком в руках британцев. В Бенгальском президентстве они установили монополию на производство опия и не подпускают к нему индусов, за исключением крестьян, которые выращивают мак и страдают от зелья не меньше китайцев, его покупающих. В Бомбее британцы не смогли стать монополистами, потому что контролируют не весь регион. Вот почему местные коммерсанты вроде сета Бахрам-джи сумели занять нишу в опийной торговле. В общей баснословной прибыли только их доходы чахлым ручейком возвращаются в Индию, все остальное поступает в Англию, иные европейские страны и Америку. Если завтра Бахрам-джи и все прочие бомбейские купцы перестанут продавать опий, результат будет один: англичане станут полновластными хозяевами этого рынка. Не индусы, но британцы познакомили китайцев с зельем. Если вдруг все ачха умоют руки, англичане и американцы озаботятся тем, чтобы опийный поток не иссяк.

Дождавшись, когда Комптон переведет его слова старцу, Нил выложил довод, прибереженный напоследок:

— Знаете, что произойдет, если вы приравняете Бахрам-джи к Денту?

— Что?

— Палата выручит Дента, пожертвовав Бахрамом. Британец выскользнет из вашей хватки.

— Ох ты! Неужели?

— Не сомневаюсь. Заметьте, чужеземцы в гораздо большем долгу