Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не выношу, когда глубоко штатские джентльмены начинают обсуждать военные дела! — с раздражением прервал Паттерсона полковник. — Весь этот оборванный американский сброд, не имеющий понятия о регулярных действиях...
Но полковник не успел досказать свое глубокомысленное суждение, прерванный на полуслове появлением камердинера.
— Простите, ваша милость, — шепотом сказал он виконту. — Какой-то всадник у ворот требует допуска к вам. Он просил вручить вам вот это.
— Господа! — торопливо проговорил хозяин, тайком взглянув на карандашные строки записки. — Полагаю, что перед охотой вы нуждаетесь в нескольких часах хорошего сна. Здесь мы все являемся гостями сэра Генри. Этот кабинет в его распоряжении.
Гости безропотно вняли столь прямому намеку, а виконт поднялся в свой верхний кабинет. Через минуту усталый моряк в потертом мундире переступил порог. Виконт отослал камердинера вниз и крепко обнялся с приезжим.
— С какими вестями, Джузеппе? — осведомился он по-итальянски.
Джозеф Лорн осмотрелся вокруг:
— Это единственная комната, которую я узнаю в Ченсфильде. Ты превратил свой дом в настоящий замок. У тебя важные гости?
— Гостей полон дом, но здесь нам никто не помешает.
Рассказывай, Джузеппе.
— Вести не слишком отрадные для короля. В Америке дела идут неважно. Зато трофейное оружие я продал чертовски выгодно. Американские купчишки заплатили звонкой монетой, однако новой партии пока не заказали. Полагают, что скоро у них будет достаточно английских трофеев.
— Никто не пронюхал об этой операции?
— Никто. Блеквуд воображает, будто я передал оружие нашим войскам.
— Ну что ж, деньги не пахнут. Впрочем, вся эта партия была сборным хламом... Ты, как всегда, молодчина, Джузеппе! В каком состоянии корабль?
— «Окрыленный» подбит. В корме пролом. Выгорела часть левой палубы и фок-мачты нет. Дрались с тремя американскими каперами. Доползли сюда с заплатой.
— Завтра введем судно в док. Где произошел бой?
— Северо-восточнее Бермудских островов. Американцы пока еще плохие моряки. Два судна мы утопили, третье ушло. Я зашел в порту к Вудро. Он передал мне два письма для тебя. Одно прибыло из Америки с транспортом раненых «Омега», а другое — с военным фрегатом из африканского порта Капштадт. Что ты так смотришь на меня, Джакомо?
— Ты стареешь, Джузеппе! Я думаю о том, как плохо я вознаграждаю твою дружбу. По моей милости тебе приходится вести беспокойную жизнь, мой старый товарищ. Оставайся со мной, старина, я тебя женю. Хочешь сесть на землю и нянчить детей?
— Эх, Джакомо, давно ли ты перед завтраком убивал полдюжины немецких рейтаров, а потом жаловался генералу Гамильтону на свою спокойную жизнь и требовал настоящей работы! Нет, моя жизнь повеселее твоей. Пусть пока все идет по-старому.
Пока Джозеф Лорн расправлялся с парой жареных куропаток, безбожно орошая их неразведенным ромом, хозяин дома вскрыл оба пакета.
— Ты доставил важные вести, Джузеппе! Я недаром решил держать этого чистоплюя Мюррея под наблюдением.
— Мюррея? Ах, того... с острова? Значит, он остался под новым именем?
— Да, я снабдил его документами одного погибшего американца родом из Виргинии. Единственный дядя этого американца умер. Документы надежны. Дурак мог бы жить припеваючи, не вспоминая о делах в Ченсфильде. Но я решил все же не выпускать его из поля зрения и, оказывается, не напрасно!
— Кого же ты посадил ему на хвост?
— Капитана Бернса. Помнишь такого?
— Этого прощелыгу из нашего взвода? Где ты откопал его?
— Там же, где всех наших.
— Ты выручил его из тюрьмы, что ли?
— А то откуда же? Конечно, не из виндзорского дворца, старый ты чудак! Я купил ему капитанский чин и отправил в Америку с некоторыми инструкциями. Командование форта Детройт, как я и предвидел, согласилось, что Голубая долина является «важным стратегическим пунктом», и по приказу начальства и моему секретному ходатайству он отправился туда с полуротой наших драгун.
— Что это за Голубая долина?
— Райский уголок, Джузеппе, где мистер Мюррей свил себе теплое гнездышко. Там он порхает, как голубок, над тысячами акров захваченной земли и приносит в клювике червячков для своей любезной миссис Эмили. Это ей нравится больше, чем участь виконтессы... А злой коршун летает близехонько!
— Чем они тебе мешают? Пусть себе воркуют и любятся.
— Видишь ли, вокруг этого гнездышка стали оседать еще кое-какие птички. Это мне уже не нравится. Вот об этом Бернс и извещает меня.
— Что же это за птички?
— Во-первых, там угнездился этот сумасброд Эдуард Уэнт с дочкой Мортона. Старика чуть удар не хватил, когда они сбежали.
— Об этом ты писал мне. Рассказывай дальше.
— Во-вторых, Уэнт доставил туда в своем ковчеге сынка и матушку Одноглазого.
— Что? Сына Бернардито? Вот это серьезнее! Сколько же лет этому... тигренку?
— Лет десять... Еще пять-шесть годков, и он станет опасен.
— Станет? Нет, черт возьми, он и сейчас уже опасен, Джакомо! Это сын дьявола! Неужели даже мертвый Бернардито все еще грозит нам? Ведь мальчишка знает, как ты, Джакомо, охотился за стариком на острове, знает и про камешки... Плохо, очень плохо, что у Каррачиолы сорвалось тогда это дело в Пирее! Да, значит, в Голубой долине растет деревце из твердой косточки! Где она находится, эта долина?
— В бассейне Огайо, на притоке реки Уобеш. Там объявился и тот мальчишка с обезьяной, помнишь, что шлялся с Фернандо.
— Действительно, веселенький птичник! Что же ты предпримешь, Джакомо?
— Я почувствовал бы себя лучше, если бы этот дубина Бернс, вместо того чтобы оборонять долину от индейцев, помог им пополнить коллекцию скальпов за счет некоторых колонистов. Но как объяснить столь тонкую задачу такому дуралею?
— Где сейчас Каррачиола?
— Ты всегда понимаешь меня с полуслова, старый Джузеппе, но Каррачиола далеко. Письмо из Капштадта как раз от него.
— Что он там делает?
— Тревожится об исчезновении двух моих судов — «Глории» и «Доротеи». Они ушли из Капштадта на мой остров и не вернулись к назначенному сроку. В письме Каррачиола спрашивает, что ему предпринять.
— Постой, объясни мне по порядку. Почему Каррачиола торчит в Капштадте?
— Я послал его в Африку с тремя шхунами, начальником экспедиции.
— Опять Масляные реки или Камерун? Ты ведь не любишь проторенных дорог, Джакомо.
— Нет, на этот раз Конго. Там хозяйничают португальцы и шныряют французы, но я рискнул. В середине февраля все три шхуны поднялись вверх по Заире, но «Удача» села на мель и с проломанным днищем еле выбралась назад в устье. Негры оказались вояками; мои люди установили, что в дебрях Конго недавно погиб целый французский отряд. Но англичане имеют больше опыта... Наш друг О'Хири так ловко перессорил между собою двух царьков, что Каррачиола погрузил в трюмы около девятисот рабов. Корабли отплыли с ними в Капштадт, причем «Удача» еле-еле доползла. Я заранее распорядился отправить на мой остров сотни две черномазых женщин, подростков и мужчин, чтобы заложить плантации, а всех остальных послать в Америку для продажи. В Капштадте «Удача» стала на ремонт, а обе другие шхуны пятого мая ушли с неграми к острову. До него десять суток среднего хода. В конце мая шхуны должны были вернуться в Капштадт. Однако ни «Глория», ни «Доротея» не вернулись. Каррачиола отправил мне это письмо двадцатого июня. Боюсь, что со шхунами что-то случилось...