После полудня на лужайке начал собираться народ, и это настолько пробудило интерес Клейма, что он даже стал поглядывать на них в одно из открытых окон в своей комнате. Немного позже Томазин вышла из двери, находившейся как раз под этим окном, и, подняв глаза, увидела брата. Она была одета гораздо наряднее, чем всегда, - такой Клайм не видал ее ни разу за все полтора года после смерти Уайлдива; да, пожалуй, и с самого дня своей свадьбы она еще не одевалась с таким старанием и так к лицу.

- Какая ты сегодня хорошенькая, Томазин! - сказал Клайм. - Это ты в честь майского дерева?

- Не совсем, - ответила она и тут же покраснела и потупилась, на что Клайм не обратил особого вниманья, но тон ее все же показался ему несколько странным, тем более в обращении к нему. Или, может быть, - нет, неужели возможно, что она надела это веселое летнее платье, чтобы понравиться ему?

Он стал припоминать, как она держалась с ним последние несколько недель, когда они часто работали вместе в саду, - точь-в-точь так же, как делали это детьми под присмотром его матери! Что, если в ее отношении к нему было не только родственное чувство, как прежде, но и нечто большее? Для Ибрайта это был серьезный вопрос; даже одна эта мысль приводила его в смятенье. Вся его потребность любви, не утоленная еще при жизни Юстасии, ушла вместе с ней в могилу. Страсть посетила его поздно, в зрелые годы, и не оставила по себе столько горючего, чтобы хватило для нового костра, как могло быть в юности. Если даже допустить, что он еще способен любить, эта любовь рождалась бы медленно и трудно и оставалась бы в конце концов хилой и малорослой, как выведенный по осени птенец.

Это новое осложнение так его расстроило, что когда прибыл полный энтузиазма духовой оркестр, - что случилось около пяти часов, - и заиграл, так всколебав воздух, что, казалось, и самый дом Ибрайтов мог сдуть с места, Клайм незаметно выскользнул черным ходом, прошел через сад и заднюю калитку и скрылся. Нет, сегодня он был не в силах присутствовать при чужом веселье, как бы ему этого ни хотелось.

Добрых четыре часа никто его не видал. Когда он возвращался по той же тропке, уже пали сумерки, и все, что было кругом зеленого - трава и листья, - стало влажным от росы. Буйная музыка умолкла, но совсем ли кончилось гулянье, Клайм, подходя к дому сзади, видеть не мог, пока не прошел через половину, занимаемую сестрой, к передней двери. Тут на галерейке одна-одинешенька стояла Томазин.

Она подняла к нему укоризненный взгляд.

- Ты ушел, как раз когда началось, - сказала она.

- Да. Я почувствовал, что не могу присоединиться к их веселью. Но ты-то, конечно, пошла к ним?

- Нет.

- Но ты ведь как будто ради этого и приоделась?

- Да, но я не могла идти одна, там было столько народа. Вон и сейчас еще один ходит.

Клайм вгляделся в темно-зеленое пространство за тыном, и там возле черного силуэта майского дерева он различил смутную фигуру, лениво похаживающую взад и вперед.

- Кто это? - спросил он.

- Мистер Венн, - сказала Томазин.

- Что ж ты его не пригласила к нам, Тамзи? Он столько тебе сделал добра.

- Пойду сейчас, приглашу, - сказала Томазин и, повинуясь порыву, быстро прошла через калитку туда, где под майским деревом стоял Венн.

- Это вы, мистер Венн? - проговорила она.

Венн сильно вздрогнул - как будто до сих пор ее не замечал, хитрец! - и ответил:

- Да, я.

- Не зайдете ли к нам?

- Боюсь, я...

- Я видела, вы весь вечер танцевали, и еще с самыми хорошенькими. Не потому ли и зайти не хотите, что вам так приятно стоять здесь и вспоминать о столь счастливо проведенных часах?

- Отчасти да, - отвечал Венн нарочито сентиментальным тоном. - Но главное, почему я тут застрял, - хочу дождаться, когда луна взойдет.

- Поглядеть на майское дерево при лунном освещении?

- Нет, поискать перчатку, которую одна из девушек тут обронила.

Томазин даже не нашлась что сказать от удивления. Если человек, которому предстояло еще пройти четыре или пять миль до дому, вздумал задерживаться здесь по такой причине, это могло означать только одно - что он очень заинтересован в обладательнице этой перчатки.

- Ты танцевал с ней, Диггори? - спросила она, и по голосу ее было слышно, что это открытие сильно повысило ее интерес к собеседнику.

- Нет, - вздохнул он.

- И, значит, не зайдешь к нам?

- Сегодня нет, благодарю вас, мэм.

- Не дать ли вам фонарь, мистер Венн, чтобы вы могли поискать перчатку этой молодой особы?

- Да нет, спасибо, миссис Уайлдив, это совсем не нужно. Луна вот-вот взойдет.

Томазин вернулась на галерейку.

- Ну что, придет он? - спросил дожидавшийся ее здесь Клайм.

- Сегодня не хочет, - бросила Томазин и прошла мимо него в дом, после чего Клайм тоже удалился в свои комнаты.

Когда он ушел, Томазин, не зажигая света, на цыпочках поднялась наверх, прислушалась у кроватки, спит ли ребенок, потом прошла к окну, осторожно отвернула уголок белой занавески и стала смотреть на поляну. Венн еще был там. Несколько времени она следила, как разрастается бледное сияние на небе над восточным холмом; наконец лупа высунула там краешек и залила долину светом. Теперь Диггори был хорошо виден на лужайке; он ходил согнувшись, очевидно, просматривая траву в поисках драгоценной перчатки, все время слегка отклоняясь то вправо, то влево, так чтобы ни один фут земли не оставался необследованным.

- Смешно! - пробормотала Томазин, пытаясь вложить всю доступную ей силу сарказма в это восклицание. - Взрослый мужчина - и разводит такие нежности из-за какой-то перчатки! А еще почтенный фермер теперь и человек с достатком! Смотреть жалко!

Под конец Венн, по-видимому, нашел перчатку; он выпрямился и поднес ее к губам. Затем спрятал в нагрудный карман - самое близкое к сердцу вместилище в современном костюме и зашагал по вереску, пренебрегая тропинками, точно по прямой к своему далекому дому на краю лугов.

В ближайшие дни Клайм мало видался с Томазин, а когда виделся, то замечал, что она молчаливее, чем обычно. Под конец он спросил ее, о чем она так усердно думает.

- Знаешь, я совсем с толку сбилась, - откровенно призналась она. Понять не могу, в кого это Диггори Венн так влюблен. Из тех девушек, что тут были, ни одна его не стоит, а все-таки это же одна из них!..

Клайм на минуту попытался представить себе избранницу Веныа, но, не будучи особенно заинтересован в этом вопросе, снова пошел работать в саду.

К этой тайне Томазин еще некоторое время не могла найти ключа. Но однажды, одеваясь у себя в спальне для прогулки, она столкнулась с обстоятельством, которое заставило ее выйти на лестницу и крикнуть: "Рейчл!" Рейчл была молодая особа тринадцати лет от роду, чья должность состояла в том, чтобы носить ребенка гулять. Она немедля явилась на зов.