Однако в одиночестве он оставался недолго. Часовой на стене дернул копьем, вытягиваясь в струнку, и после краткого обмена репликами перешел на следующий пост. Новоприбывший остановился, положив ладони на камень парапета. Меховой воротник его плаща блестел на широких плечах, и поза была расслабленной, но говорила о большой силе.

– Милорд… – Роджер узнал Уильяма Маршала.

Тот повернулся.

– Приятно подышать свежим воздухом после дымного зала, – произнес Маршал. – Камин нуждается в починке.

– Сегодня было напущено немало дыма во всех смыслах, – кивнул Роджер. – Но если вы желаете побыть в одиночестве…

– Прошу вас, останьтесь, – взмахнул рукой Уильям. – Мне дорого общество того, с кем можно говорить открыто, человека с ясным рассудком, не преследующего собственные интересы.

– Все чего-то хотят, милорд, и я не могу их винить. – Роджер оперся о стену рядом с Маршалом. – Артур – приемный сын графа Честера, а значит, Честер кровно заинтересован в порядке наследования. Граф Дерби хлопочет, чтобы ему вернули некоторые земли, и дорого продаст свою поддержку. Многие затаили недовольство и надеются, что Иоанн удовлетворит их притязания в обмен на поддержку, и все до единого будут требовать милостей. Я никогда не любил Уильяма Лонгчампа, но он был прав, когда говорил, что цена есть у каждого. Вы не можете поддерживать Артура, поскольку не обладаете влиянием в его партии. Он марионетка французского короля. – Роджер пристально посмотрел на Уильяма. – Держу пари, что цена вашей преданности Иоанну – графство Пембрук.

Уильям на мгновение замер и тихо засмеялся. Роджер увидел, как блеснули его зубы, а в щеках прорезались складки.

– Да, милорд Норфолк, вы очень проницательны. Моя жена сказала то же самое, а я ответил ей, что мы ступаем по опасной дороге. Изабелла утверждает, что Пембрук принадлежит нам по праву, поскольку принадлежал ее отцу при короле Генрихе, но тот, кто принимает дары короля, становится ему обязан.

– А разве есть выбор? – пожал плечами Роджер.

Уильям осмотрел зубчатые стены:

– Моя маленькая дочка уронила куклу с крепостной стены в Лонгвиле, только чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Кукла упала в загон для свиней, и когда дочка отправилась за ней, то сама перемазалась, точно свинья. Служанки потратили целый вечер, чтобы отмыть ее дочиста, а куклу пришлось выбросить. – Его голос был веселым от воспоминаний. – Зато она получила хороший урок.

– Не бросать кукол со стены? – Роджер тоже развеселился, вспомнив о своих дочерях, хотя прекрасно сознавал, что это не просто рассказанный некстати анекдот.

– Не бросать кукол, если внизу свиной загон. Риск – благородное дело, но нельзя забывать о здравом смысле и последствиях для всех заинтересованных лиц.

Роджер погладил подбородок, размышляя, и произнес после недолгого молчания:

– То есть вы советуете избрать Иоанна королем? По-вашему, так мы избежим падения в свиной загон?

– Едва ли, милорд Биго, но это лучшее, что можно сделать. Если Артур сядет на трон, мы увязнем в трясине по-настоящему. – Он отлепился от зубчатой стены и повернулся к Роджеру. – А вы какую цену назначили, милорд? Вы были подозрительно молчаливы во время первого круга переговоров. Честер заметил, что вы все держите под шляпой, как обычно.

– Мои требования достаточно скромны, – улыбнулся Роджер. – Я хочу стать полновластным владельцем своих земель. Я больше не стану платить за то, что принадлежит мне по праву.

– Вы и не должны, милорд, – кивнул Уильям.

– Я хочу королевского признания всех моих титулов. – Роджер погладил подбитые поля шляпы. – И подтверждения того, что мой скутагий будет составлять всего шестьдесят рыцарских наделов… как во времена моего отца.

Брови Уильяма взметнулись вверх. Лицо Роджера оставалось спокойным. Он ожидал, что Уильям скажет: графство Норфолк стоит почти в три раза больше, если учитывать йоркширские поместья.

– Кабальная сделка, милорд.

– А я считаю ее справедливой, – ответил Роджер. – Я двенадцать лет жил на хлебе и воде в доме без укреплений, ожидая решения своего дела.

Уильям наклонил голову, признавая его правоту, но Роджер видел, что он находит финансовые аппетиты графа Норфолка непомерными.

– Решать не мне, но я могу предложить вам те же гарантии, что были предложены Честеру и Феррерсу.

– В таком случае, милорд, в ожидании подтверждения моих условий могу заверить вас в своей поддержке лорда Иоанна.

– Благодарю вас. Нам следует извлечь из ситуации все возможное, и я ничуть не сомневаюсь, что в дальнейшем вы будете принимать справедливые и мудрые решения.

Они скрепили договор солдатским рукопожатием и обменялись поцелуем мира, крепко связанные словами, которые не были произнесены. Роджер был доволен, что дело решилось, но оставался настороже. Он пообещал себе: как только все закончится, он умерит свой пыл и сосредоточится на процветании своих поместий и будет укреплять Фрамлингем, пока крепость не станет неприступной. Он доверял Уильяму Маршалу, но не доверял Иоанну.

* * *

– Я еду в Лондон, – сообщил Уилл Гундреде и Гуону и приготовился к отповеди.

В детстве он закрывал голову руками или убегал, чтобы прятаться в крипте, пока его отец или Гуон бушевал. Но пора постоять за себя – ради сына. Поразительно, сколь может укрепиться решимость при виде маленького мальчика, бегущего по траве с игрушечным мечом.

– Никуда ты не поедешь, – отрезал Гуон. – Глава семьи – я, а я не разрешаю. И не потерплю, чтобы ты лизал измазанные навозом сапоги сукиного сына, который именует себя графом Норфолком!

Гуон беспробудно пил почти три дня – с тех пор, как согласился отказаться от всех притязаний на графство в обмен на два рыцарских надела. Похоже, он считал, что, если напьется до бесчувствия, его согласие станет недействительным. Не мог с ним смириться – и все же был вынужден. После лондонской коронации Иоанна, графа Мортена, все будет кончено. Их единокровный брат получит графство Норфолк и все свои поместья в вечное владение. Гуон должен был скрепить свое согласие подписью, но вместо этого спрятался в графине с вином.

– Я никому не подчиняюсь, – возразил Уилл. – Я примирился с тем, чего не могу изменить, и должен извлечь из ситуации все возможное. Это не подхалимство.

– Ты никуда не поедешь, – повторил Гуон и зигзагами направился к графину, чтобы налить себе еще вина.

– Гуон… – произнесла Гундреда, сидевшая в тени у камина с нетронутым шитьем на коленях. – Тебе нужна ясная голова. Невозможно думать, когда в животе плещется столько вина.

– А может, я не хочу думать, матушка! – набросился на нее Гуон. – Если бы в былые времена вы сделали для нас больше, мы бы не оказались в таком положении.

Гундреда опустила голову и печально вздохнула.

Уилл с презрением разглядывал брата. Пелена давно упала с его глаз, и он видел ситуацию со всей ясностью, которой недоставало пьяному Гуону.