Д.М.: Кто это?

О.Т.: «Русское видео» было такое, помните?

Д.М.: А, это его тогда убили?

О.Т.: Нет, он от сердечного приступа умер у себя на даче. Он в тюрьме отсидел какой-то срок.

Д.М.: Подождите, а кого-то же из «Русского видео» застрелили…

О.Т.: Да, там было и такое.

Д.М.: «Русское видео»[102] – одна из самых крупных компаний в начале 90-х.

О.Т.: Да. И они получили этот бюджет, Митя его благополучно направил на свою избирательную кампанию, баллотировался в депутаты, проиграл. Деньги исчезли, естественно. Он договорился с Арменом Николаевичем Медведевым, деньги списали и картину закрыли – занавес.

Д.М.: То есть это чисто 90-е – хамские, преступные, криминальные схемы и подходы – просто безумие! А вы в данном случае были как нанятый «Русским видео» режиссер? А он был продюсером?

О.Т.: Да. А он продюсер.

Д.М.: И они просто закрыли этот проект, потратив деньги? Как же это тупо!

О.Т.: Да.

Д.М.: А после этого? Это какой год уже?

О.Т.: После этого я… Вот эта история с Митей – это был 1993-й год. А в 94-м я был продюсером другой истории, не знаю, вы помните или нет – одно время перед Мраморным дворцом, когда убрали броневик с Лениным, год стоял мраморный «Форд».

Д.М.: Видел, конечно, тысячу раз.

О.Т.: Я был продюсером этой акции. Она называлась «Мраморное время». А потом в конце октября ночью два реальных танка на Дворцовой площади разъезжались и разрывали слово DER KRIEG – «Война». Это была акция «Война и мир». Все это по спутниковой связи передавалось в Нью-Йорк и Берлин, где транслировалось на огромных уличных экранах. Это делал один немецкий художник-концептуалист ХА Шульт. Он себя называл «HA Schult». Это довольно известный в Европе средний подражатель Христо.

Д.М.: Христо Явашева[103] я знаю отлично.

О.Т.: А ХА Шульт – такой подражатель, эпигон, послабее будет, чем Христо. Но тоже как-то себя продвигал – реплику Берлинской стены строил в Нью-Йорке, когда ее разрушали. И вот он, в частности, эти две акции провел в Питере: мраморный «Форд» установил и провел акцию с танками. Я был продюсером с русской стороны обеих акций. Потом по заданию Собчака я делал фестиваль американского кино здесь в 95-м. В 96-м планировал строительство трех мультиплексов в Питере и в Москве, и договорились уже, и все, по рукам ударили и контракты уже были подписаны. Но кризис 98-го года все остановил.

Потом провал, яма. Потом поехал в Америку. И после того, как меня нагрел на десять миллионов долларов завод «Кристалл», произошла эта лихая история. Деньги в кинематографе выдавались на основе льготы по налогу на прибыль. В течение пяти лет действовал закон, который приняла Дума, что если вы финансируете кино, то эти деньги выводятся из-под налога на прибыль. А налог на прибыль был большой – 35 %.

Д.М.: Это сделали, чтобы типа возродить русский кинематограф?

О.Т.: Да. Но тут же эти лихие ребята все подмяли под себя и просто прокачивали деньги. То есть люди фиктивно оформляли документы на съемки фильмов, за это платили семь процентов, а остальное клали себе в карман, обналичивали. Лихо было, просто жестко.

Д.М.: И поэтому массово появлялись какие-то нелепые фильмы, которые были сняты за три копейки.

О.Т.: Да, сделаны за три копейки, а тем временем там прокачивались большие деньги.

Д.М.: Возродили, словом, кинематограф!

О.Т.: Не то слово! И мне одни такие ребята предложили: «Ну что ты, у тебя такой проект классный – «Пиковая дама». А в этот момент все, что касается «Пиковой», уже было написано. «Все, мы сейчас все устроим, мы в Госкино!» И десять миллионов долларов – фьють! (Смеется.) Мне дали тысяч пятьдесят долларов, что ли, какие-то премиальные. Но я успел съездить в Америку. Съездить, договориться с одним американским сценаристом, дать ему аванс, и он написал вот этот «кирпич».

Д.М.: Тот сценарий безумный, да? То есть вы-то деньги как раз стали тратить на производство!

О.Т.: Да. Но только я за ними сунулся – мне сказали: «Все, деньги кончились, до свиданья». Примерно та же самая история произошла, что с Митей Рождественским, только сумма побольше.

Д.М.: Я понял, схема та же, но уже совсем другой размах.

О.Т.: После этого я уехал в Москву и там получил грант на «Татарскую княжну», потом грант на «Аменхотепа».

Д.М.: А что за гранты?

О.Т.: Имеются в виду те бюджетные минкультовские деньги на производство.

Д.М.: В «Татарской княжне» вы продюсер?[104]

О.Т.: Да. А потом я получил деньги на себя как на режиссера – уже на «Аменхотепа», – на тот самый, сценарий которого вырос из гоголевского «Вия». Я запустил уже все производство, когда у меня украли половину бюджета. И решили, что я – уголовно наказуемое лицо. И хотели посадить меня в тюрьму. А это уже предел.

Д.М.: Да.

О.Т.: Я с трудом как-то все же отбился от того, чтобы сесть в тюрьму в качестве обвиняемого в краже денег у самого себя. (Смеется.) Вот, собственно, и вся история творческая.

Д.М.: А недвижимостью, Олег, вы начали заниматься параллельно всему этому?

О.Т.: С 93-го или 94-го года. А иначе бы мне просто было не выжить.

Д.М.: А в чем сюжетная завязка в «Аменхотепе»? И почему «Аменхотеп»? Как, почему он из «Вия» вырос?

О.Т.: Ой, как это трудно, Дима! Ну, хорошо, попробую пересказать. Южная окраина Русской империи, вторая половина XVIII века, глухое село, в котором есть деревенский церковный хор. Там поет мальчишка. Странный такой мальчишка, сирота-подкидыш.

Д.М.: Как его зовут?

О.Т.: Хома. И это практически все, что осталось от «Вия».