Видать, кто-то из наемников хотел добраться до остальных да встретил на пути разъяренного мужика с пушками.

— Мы будем ждать вас на обратном пути, — вдруг сказал Госпожа.

— Но ведь… мы принесли вам столько проблем, — возразила Ши, однако женщина только нетерпеливо махнула рукой.

— Слышать ничего не хочу! Если бы не вы, та безумная сука, возможно, так бы и разгуливала по нашему дому. Возвращайтесь. Примем вас по высшему разряду.

Мне осталось только удивиться силе этой женщины.

И подготовиться к еще одной встрече…

***

Я не любил капсулы регенерации — они всегда напоминали мне стальные гробы. Полупрозрачная крышка совершенно не спасала от чувства, что ты пойман в ловушку и выхода нет, а помощи ждать неоткуда.

Сев у капсулы Флоренс, я уперся локтями в колени и опустил подбородок на сцепленные пальцы.

Канарейка выглядела умиротворенной, будто ничего не произошло. Только под разрезанной рубашкой краснел шрам — аккуратный, едва различимый след моего удара.

Всего дюйм-два выше — и все…

Саджа, это твоих рук дело? Ты отвела беду?

Почему я? Почему для этой самоотверженной, чистой, искренней души ты выбрала именно меня? Я — испорченный товар, с какой стороны ни загляни. Флоренс достойна лучшего, большего. Настоящей любви. Мужчины, который не поставит ее под удар, будет оберегать, лелеять, баловать. Спрячет от всего мира, где-нибудь на райских пляжах Тау Элантиа, чтобы Флоренс никогда ни в чем не нуждалась.

А ты сможешь с этим жить? — голос «Цикуты» громыхнул над головой.

Нет. Он прозвучал прямо в моих мыслях…

Представь теперь, что она ушла, — пропел корабль. — Что ее трогают чужие руки, что ее ласкают чужие губы. Что она больше не твоя. Не будет больше обожающих взглядов, слезок на щеках и девчачьих восторженных криков: «Магистр!». Все это будет принадлежать кому-то другому.

В груди что-то болезненно сжалось, а сердце пропустило пару ударов.

Благородно, конечно, желать ей лучшей судьбы, пирожочек. Но все эти ваши человеческие бессмысленные страдашки по выдуманным причинам — такая тоска зеленая, я прямо не могу. Она любит тебя, долбаного собственника. У тебя сердешко трепещет, когда она рядом. Что вам еще нужно, я не понимаю? Лишняя драма? Могу забросить вас в какую-нибудь задницу галактики и оставить на пару дней! Экстремальное бегство от всяких плотоядных тварей печали как рукой снимет!

— Я виноват перед ней. Очень сильно.

Ну, виноват. Возьми с полки медальку за осознание этого. Ты лучше вину загладь, а не веди себя как королева трагедии. «Ах, я не создан для нее, вот если бы…»

«Цикута» тихо захихикала.

Выбор уже сделан, пирожок. Все твои трепыхания — это как пук в пудру. Эффектов много — смысла мало. Кстати!

Корабль на секунду замолчал.

Эти капсулы рассчитаны на двоих, если что. Мне специально устанавливали военную новейшую модель, на случай лечения в бою: когда время дорого, а раненых много.

В голове зашумело, и голос «Цикуты» окончательно пропал. Мне даже показалось, что она «отвернулась», оставив нас вдвоем настолько, насколько это было здесь возможно.

Поднявшись, я помедлил всего мгновение, прежде чем скинуть сапоги и откинуть крышку в сторону. Осторожно подвинув Флоренс, я устроился удобнее и обвил Канарейку руками, прижимая ее к груди. От теплого дыхания и осознания, что она жива и рядом, по спине побежали мурашки.

Захлопнув крышку, я отдал команду затемнить стекло и, уткнувшись носом в макушку Птицы, провалился в лекарственный сон.

В спасительном мраке было так тепло, что не хотелось просыпаться. Где-то на краешке сознания все еще топтались плохие мысли и страхи о том, что я что-то сделала не так, не успела, не смогла спасти магистра. Вдруг он не пришел в себя? Вдруг наркотик окончательно сломал его?

Как я смогу жить с этим?

С трудом разлепив глаза, я вначале не поняла, где я и что происходит. В голове все еще звучал голос Геранта и Ши, чьи-то хриплые крики и наставления «Цикуты».

Заворочавшись, я подумала, что меня к чему-то пристегнули, а потом, втянув носом воздух, почувствовала знакомый запах кофе и мяты. Слабый, едва различимый, но заставивший меня судорожно вздохнуть от облегчения.

Лежа в теплом полумраке, я подняла руку и уперлась ладонью в крышку капсулы регенерации. Но рядом совершенно точно расположился магистр, отчего я невольно подумала, что, наверное, умерла и уж в посмертии меня решили с лихвой наградить.

Наверное, это все сон!

Да, точно, я брежу и вижу самое реальное из всех видений.

Но магистр же вот он, совсем рядом. Если коснуться его кончиками пальцев, то я чувствую, как напрягаются мускулы под рубашкой, а горячее дыхание шевелит волосы на макушке.

— Нехорошо ощупывать спящих людей.

И голос прямо как у настоящего магистра. Ой!

Широкая ладонь пробралась под одежду и совсем уж по-собственнически прошлась по спине, буквально впечатывая меня в мощное тело. Я непроизвольно задрожала от удовольствия, а канарейка под ребрами пронзительно зачирикала.

Это точно сон. Так просто не может быть!

— Ты такая дура, Флоренс, — вдруг сказал мужчина.

— Почему это? — обиженно заворчав, я попыталась отодвинуться, но рука держала крепко.

— А если бы я не промахнулся? Кто тебе разрешал жертвовать жизнью ради меня, а?

Нахмурившись, я запрокинула голову. В полумраке его глаза мерцали, как глаза хищного зверя, поймавшего соблазнительную добычу. Тяжело сглотнув, я все-таки не отвернулась. Быть смелой — так до самого конца!

— Захотела — и пожертвовала! — буркнула я. — Это, вообще-то, мое дело!

— Ты как с начальством разговариваешь, м? Не забывайся, Флоренс.

Отчего-то это так меня укололо, что язык развязался сам собой.

— Это вы забываетесь! — Глаза защипало от злости и негодования. — Вы сами были бы не против, чтобы я вас застрелила — во имя свободы! — а как дело коснулось меня — так недовольны, — всхлипнув, я яростно вытерла слезы и, толкнув магистра в грудь, перевернулась на другой бок. — Если потребуется, я на меч еще не раз напорюсь, ясно вам? Потому что мне не все равно, что с вами случится.

— Мне не все равно, что случится с тобой.

— Значит, мы никогда не поймем друг друга и так и будем спорить из-за любой царапины.

— Царапины?! Я чуть сердце тебе не прошил!

— Но не прошили же!

За спиной послышалось злобное сопение.

— Я тебе запрещаю что-то подобное выделывать! Это приказ.