В числе союзников Хак, желающих остановить выдвижение Трампа, был Гэри Тил, вице-председатель Республиканской партии по округу Колумбия. Этот делегат чувствовал себя попавшим в ловушку: если он не поддержит кандидатуру Трампа, ему придется отказаться от партийной позиции своего округа. «Мне до сих пор неясно, – сказал Тил, – есть ли у Дональда Трампа навыки успокоить и ободрить электорат, стоящий на грани развала, как это уже было в конце 60-х. Я до сих пор нахожусь в шоке от того, что произошло. Я потратил четыре года на писанину, доказывая, что волноваться не стоит, поскольку американский народ не дойдет до такого, что бы пойти за Трампом». Тил во многом обвинял СМИ, поскольку считал, что они действовали не вследствие того, что считали Трампа достойным. Они наивно полагали, что «освещая все, что говорит и делает Трамп убьют его шансы на победу, показав обществу, кто он есть на самом деле». Но вышло иначе. Как выразился Тил, казалось, что Трамп защищен слоем мифического криптонита, от которого отскакивают все нелицеприятные факты. Сторонники Трампа предпочитали осуждать оппонентов не за то, что они выступали против, а за принижение собственной веры в человека, играющего роль «синего воротничка» от миллиардеров. В ходе кампании Тил поддерживал Кристи, а затем Рубио. Теперь ему нужно было решить с Трампом: «Как правило, вы боретесь за своего кандидата, но попробуйте принять решение, когда оно уже сделано за вас и вы, что называется, на борту. Только я еще на этот борт не вступил».

Явных сторонников Трампа, в отличие от Тила, такие вопросы совершенно не волновали. Для них весь съезд был некой «ночью восхитительных сладостей для истинно верующих». Представитель национальной стрелковой ассоциации NRA сказал, что приход к власти Хиллари Клинтон будет означать конец правом владения огнестрельным оружием. Постепенно тема перешла уже на саму Клинтон, к которой были приклеены эпитеты «извивающаяся», «лживая» и «элитарная». На одном из вечерних заседаний съезда был показан фильм «Ужасная Хиллари», и с каждым разом поток изливаемой на нее грязи становился все более мощным, откровенно грубым и даже угрожающим. Злоба и пошлость дошли до того, что на Эвклид-авеню в Кливленде началась торговля футболками, на которой была изображена Хиллари в тюремной камере. Собравшиеся в Quicken Loans Arena были облачены в эти майки и разыгрывали судебный процесс, скандируя «Запри ее!». Роль прокурора играл Крис Кристи, заставлявший кричать пребывающую в восторге толпу «Виновна!» на каждое предъявляемое обвинение. Главные «преступления» Хиллари заключались в использовании частного сервера электронной почты во время пребывания госсекретарем, курсе на улучшение отношений с Кубой и попытке осуществления атомной сделки с Ираном. Делегат от Монтаны предложил «вздернуть Клинтон на рее», а более милосердный представитель Нью-Хэмпшира приговорил к расстрелу.

Сформированный под влиянием Ричарда Никсона в 1968 году порядок ведения съезда под лозунгом «Закон и порядок» был полностью разрушен, партийный форум превратился в телешоу, длившееся четыре вечера подряд, оставив зрителям чувство глубокой тревоги, опасности и сфальсифицированности всей выборной системы. Выступавшие говорили о США, как о стране, которая потеряла уважение за рубежом, надежду на лучшее внутри, а также находилась на милости тех, кого Трамп называл «варварскими террористами». Съезд нарисовал мрачную картину упадка общества, потерявшего свою идентичность. За исключением сцены нападок на Клинтон, делегаты верных партийцев сидели, сложа руки и покачивая головами. Это лишь подтверждало то, что речь шла вовсе не о победе на президентских выборах: они не видели пути для того, чтобы «сделать Америку снова великой».

Эмоциональный пик первого вечера пришелся на выступления американцев, пострадавших в 2012 году во время теракта в ливийском Бенгази. «Я обвиняю Хиллари Клинтон в смерти моего сына Шона, работавшего на госдеп в дипломатической миссии», – заявила Патриция Смит. Пока зрители в зале слушали трогательно речь, остальные миллионы зрителей канала Fox News развлекались телефонным разговором Трампа с ведущим Биллом О’Рейли, в чем даже республиканские политтехнологи нашли как минимум бестактность и пришли к выводу, что подобного никогда бы не могло произойти в случае лучшей организации мероприятия. Казалось, что и сам О’Рейли был несколько удивлен: «Полагаю, что это входило в часть общей стратегии Трампа».

После речи Мелании Дональд вместе в женой на короткое время вернулся обратно в Нью-Йорк. По его словам, он не испытывал слишком острого интереса к тому, «чтобы тусоваться с этими политическими типами».

Вернувшись в Нью-Йорк, он заглянул в непривычно пустой и спокойный офис, высоко вознесшийся над суетной Пятой авеню. С фотографии, стоящей на письменном столе, на него смотрел портрет Фреда. У последних трех президентов были достаточно сложные отношения со своими отцами. Клинтон и Обама не раз говорили и писали, что чувствовали себя брошенными. Их собственная решимость доказать самим себе, что чего-то стоят в жизни в сочетании с собственной харизмой помогла им вознестись к вершине власти, но им всегда не хватало в детстве полноценной любви и заботы. Джордж Буш-младший в более зрелом возрасте тоже намекал, что ему приходилось бороться с тенью своего отца, потерпевшего поражение на выборах в 1992 году, и это вызвало некоторую напряженность отношений. Все три президента, в той или иной степени несли некое бремя, наложенное собственными родителями, чего нельзя было сказать о Трампе, который говорил, что не испытывал подобных неприятностей. По большому счету, он очень редко рассказывал о своем детстве, лишь иногда упоминая, что вся жизнь его отца заключалась в бизнесе, он был очень цельным человеком и, в конечном счете, любящей и сильной личностью. Рассказы о матери он вообще сокращал до предельного минимума: «Помню, что она была тепла и красива». Похоже, что Трамп просто отгораживался от какой-то прошлой боли стеной бесконечных шоу о себе самом.

Остальная часть рабочего стола была завалена кипами журналов и газетных вырезок с его фотографиями. Но офис, почти полностью готовый к проведению торжества по случаю успеха, ничего не мог рассказать о своем хозяине. Здесь ничего не указывало на его собственные увлечения, хобби, художественные интересы или литературные пристрастия, мечты и стремления. В книге «Трамп: Думай, как миллиардер», он заметил, что «дальновидные бизнесмены получаются из тех, кто отдают весь свой талант достижению мечты и достигают ее, пусть иногда и за счет окружающих».

Ему удалось подобраться к самому верху американской политики, практически не имея союзников, поднявшись с самых глубин оппозиции и, казалось, испытывая при этом аллергию к идеологии в любом виде. Его крошечная команда состояла из полудюжины соратников, большинство из которых были новичками в президентской политике, а в число самых уважаемых консультантов входили взрослые дети и супруги.

У Трампа никогда не было близких друзей. Еще в 1980 году в своем интервью Роне Баррет он сказал: «Мой бизнес настолько всеохватывающий, что, честно говоря, я, в отличие от многих, не получаю никакого удовольствия от общения с друзьями». «Ну, хорошо, – поднажала на Трампа журналистка, – предположим, что вы оказались в беде, а семьи бы у вас не было. К кому бы вы тогда обратились?». «Возможно, к вам, Рона», – ответил Трамп. Тридцать шесть лет спустя мы снова задали ему вопрос о друзьях. После достаточно длительной паузы, что было для Трампа нехарактерно, он ответил: «Это интересный вопрос. Большинство моих друзей связаны с моим бизнесом, поскольку это единственные люди, с которыми я встречаюсь. Еще это те, с кем мне приходится пересекаться по линии общественных связей: на благотворительных мероприятиях и тому подобное. Я знаю тех, с кем не общался уже много лет, но думаю, что они тоже мои друзья». Порывшись в блокноте, он назвал имена трех человек, с которыми имел деловые отношения несколько десятилетий назад, но в последние годы виделся крайне редко и продолжил: «Думаю, что у меня много друзей, но не в том понимании, что мы ходим вместе поужинать, проводим вместе время и все такое». Тогда нас заинтересовало, к кому бы Трамп обратился при возникновении личных проблем, переживаний или сомнений в совершенных поступках. «Полагаю, что кроме семьи у меня найдется много знакомых, с которыми я поддерживаю приятельские отношения. Кстати, кроме друзей у меня найдется и немало врагов, и это тоже нормально. Но семья всегда на первом месте».