подойти к проблеме с разных сторон. Во-первых, пока общая проблема не выявлена, можно изучить компоненты, отвечающие за конкретное решение. С проявлением первых общих признаков нерешительности пациент может приоткрыть психоаналитику свою гордость, утверждая, что управится со всем (как говорится, и рыбку съесть и косточкой не подавиться), и, следовательно, необходимость выбора рассмативается им как позорный провал. С другой стороны, с точки зрения реального Я психоаналитик предположит, что пациенту трудно посвятить себя чему-либо потому, что он слишком далек от себя, чтобы знать свои предпочтения и цели.

Другой пациент приходит с жалобой на свою уступчивость. Изо дня в день он обещает или делает ненужные ему вещи просто потому, что другие этого хотят или ждут от него. И в этой ситуации за проблему можно взяться с двух концов: пациент хочет избежать разногласий, не ценит своего времени, гордится своей способностью делать все на свете. Однако психоаналитику достаточно просто задать вопрос: «А вам никогда не случалось спросить у себя о том, чего вы хотите или что считаете правильным?» Помимо пробуждения реального Я таким косвенным путем, психоаналитик воспользуется любой возможностью приободрить пациента, если тот проявил большую независимость мысли или чувства, принял на себя ответственность, заинтересовался правдой о самом себе, увидел свои претензии надо или экстернализацию. Это включает поддержку любой попытки самоанализа в промежутке между сессиями. Более того, психоаналитик делает акцент на то, как воздействуют такие шаги на отношения пациента с людьми: он стал меньше бояться других, меньше зависеть от них, а потому больше способен испытывать к ним дружеские чувства, сочувствовать им.

Иногда пациента и не нужно подбадривать, поскольку он и без того чувствует себя более свободным и живым. Иногда он стремится преуменьшить важность пройденных шагов. Тенденцию пренебрегать ими нужно анализировать, потому что она может указывать на страх перед проявлением реального Я. Кроме того, психоаналитик может поднять вопрос о том, что помогло пациенту стать более непосредственным, принять решение или сделать что-то для себя. Ответы объяснят психоаналитику, какие факторы важны для того, чтобы пациент имел смелость быть собой.

Пациент понемногу обретает твердую почву под ногами, а значит, и способность преодолеть свои конфликты. Это не значит, что конфликты стали видны только теперь. Психоаналитик видел их давно, и пациент ощущал их признаки. То же самое верно для любой другой невротической проблемы: процесс ее осознания – это пошаговый, постепенный процесс, работа над ней идет в течение всего курса психоанализа. Но без снижения степени самоотчуждения у пациента нет возможности почувствовать эти конфликты своими – и сразиться с ними. Как мы видели, многие факторы превращают осознание конфликтов в разрушительное переживание. И самоотчуждение среди них играет первую скрипку. Самый простой путь понять эту связь – представить себе конфликт в рамках межличностных отношений. Представим, что человек теснейшим образом связан с двумя другими людьми (отцом и матерью или двумя женщинами), каждый из которых тянет его в свою сторону. Чем меньше он знает о своих чувствах и убеждениях, тем больше он будет метаться туда-сюда и разрываться на части. И напротив, чем прочнее он укоренен в самом себе, тем меньше его будут расшатывать эти тяни-толкай.

Пациенты все по-разному начинают осознавать свои конфликты. Они уже отдавали себе отчет, или только теперь начали это делать, о двойственности своих чувств в определенных ситуациях (например, это амбивалентные чувства к родителям, к супругу), о противоречащих друг другу установках по отношению к сексуальности или направлениям научной мысли. Например, пациент может осознавать, что одновременно ненавидит мать и предан ей. С виду он будто осознает конфликт, хотя бы по отношению к конкретному человеку. Но на самом деле он видит это так: с одной стороны, ему жалко мать – она мученица, а потому несчастна; с другой стороны, он в ярости от ее удушающих требований исключительной преданности. И обе реакции человек такого склада может себе объяснить. Далее для него проясняется то, что он принимает за любовь или сочувствие. Ему надо быть идеальным сыном, он должен принести матери счастье и удовлетворение. Но когда это невозможно, он чувствует себя «виноватым» и удваивает внимание. Его надо не ограничивается (как далее оказывается) единственной ситуацией; в жизни просто нет таких ситуаций, в которых не надо быть абсолютным совершенством. Тогда всплывает еще одна составляющая конфликта. Вдобавок он достаточно замкнутый человек, со скрытым требованием, чтобы его не беспокоили и ничего от него не ждали, и он ненавидит тех, кто это делает. Прогресс здесь виден в том, что, приписывая сперва свои противоречивые чувства внешней ситуации (характеру матери), он пришел к осознанию своего конфликта в отношении к конкретному человеку и наконец – к пониманию главного своего конфликта, который заключен в нем самом, а потому разгорается во всех сферах его жизни.

Другие пациенты могут вначале видеть лишь вспышки противоречия в своей главной жизненной философии. Смиренный тип, например, может неожиданно понять, что переполнен презрением к людям или что он бунтует против необходимости быть с ними «милым». Или же у него может возникнуть беглое осознание своих требований необыкновенных привилегий. Хотя сперва это не поражает его, даже как противоречие, о конфликте речи пока не идет; он постепенно понимает, что это действительно противоречит его исключительной скромности и любви ко всем на свете. Затем у него появляются одномоментные переживания конфликта, такие как слепая ярость на себя за то, что он «позволяет себя доить», когда в ответ на его компульсивную готовность помочь «любовь» не приходит. Это переживание полностью захватывает его – и уходит в глубину. Затем могут наметиться контуры его табу на гордость и выгоду, такие жесткие и иррациональные, что это повергает его в изумление. Когда подрывается его гордость за собственные доброту и святость, он может начать осознавать, что завидует другим; начинает видеть свою расчетливую жадность при получении и скупость при отдаче. Продолжающийся в нем процесс можно описать как расширяющееся знакомство со своими противоречивыми склонностями. И каким образом пойдет это знакомство, таким образом и будет ослабевать шок от увиденного. Для динамики важно, что, став сильнее за время психоанализа, он уже способен понемногу смотреть в лицо своим противоречиям – и, следовательно, работать над ними.

А для некоторых пациентов форма и значение конфликтов довольно расплывчаты, так что сперва непонятно, о чем идет речь. Они могут говорить о конфликте между разумом и чувствами или между любовью и работой. В такой форме конфликт недоступен для работы над ним, поскольку не совмещаются ни разум с чувствами, ни работа с любовью. Психоаналитик пока еще