Где-то позади толпы раздались крики и началась возня. Появились солдаты, они расчистили себе в толпе дорогу. За собой солдаты тащили нечто упирающееся.

— Ого, поймали еще одного фагора. Отлично. Сейчас посмотрим, — проговорил Аспераманка, и в его глазах загорелась застарелая тайная злоба.

Фагор был привязан вверх ногами к колу. Создание продолжало отчаянно вырываться, пока его несли к одному из костров.

Позади шел мужчина, с криками воздевающий руки. Из-за общего ропота Лутерин не мог расслышать что говорит этот человек, но узнал его по длинной бороде. Это был старый начальник школы, учивший еще его, Лутерина, — давным-давно, в другой жизни, в которой он лежал, разбитый параличом, в постели. Старик держал фагора вместо раба, поскольку был так беден, что не мог позволить себе купить раба-человека. Солдаты схватили фагора школьного начальника.

Двурогого подтащили к костру. Толпа сомкнулась, крича и танцуя от возбуждения, женщины теснились за солдатами вместе со своими мужчинами.

— Сожгите его! — закричал Аспераманка, но его голос потонул в криках толпы.

— Это просто домашний фагор, — сказал Лутерин. — Он безобиден, как собака.

— Но он может разносить жирную смерть.

Несмотря на отчаянное сопротивление фагора, его отнесли и швырнули в самый большой из костров. Шкура фагора немедленно вспыхнула. Новый толчок — крики из толпы — еще толчок — и яростный крик атакующих позади толпы. Тотчас вдалеке послышались испуганные крики людей. На площадь верхом на кайдавах ворвались анципиталы.

На всех анципиталах были доспехи. На некоторых даже примитивные шлемы. Двурогие сидели позади небольших горбов кайдавов, ближе к крупу. Из этого положения фагоры могли ловко нанести удар копьем или орудовать другим оружием.

— Фреир умер! Смерть сынам Фреира! — хрипло кричали фагоры.

Толпа немедленно пришла в движение, спасались каждый сам по себе, не в едином порыве. На месте остались только солдаты. Пойманный фагор, брошенный на костре, в жарком пламени, внутри черепа которого кипела привязь, все же сумел подняться и даже двинулся в сторону от огня, воняя паленой шерстью и чадя.

Аспераманка бросился вперед: огонь! Лутерин, оставаясь наблюдателем, видел, что нападающих двурогих всего восемь голов. У некоторых шерсть была черная, что говорило о том, что этим двурогим уже немало лет. Рога у всех фагоров были спилены, и было ясно, что это не ужасная воображаемая угроза с горных склонов севера — угроза, которой бредил Харнабхар, — а просто несколько беглых фагоров, сбившихся в банду, возможно, только сегодня, в связи со знаменательным днем, которые только и ждали, когда условия в Сиборнале приблизятся к тем, что существовали много тысячелетий назад, пока в небеса планеты не вторгся Фреир.

На его глазах под ударами копий упали несколько человек в первых рядах толпы: торговец с подносом, женщина с ребенком на руках, калека, слепой. Несколько человек затоптала сама толпа. Ребенка подхватили со снега и бросили в костер.

Аспераманка и двое его подручных выхватили револьверы и открыли огонь. Услышав выстрелы, анципиталы развернули своих рыжих скакунов и бросились в атаку на Владетеля. Фагор мчался прямо на Аспераманку, низко пригнув голову к голове кайдава. Взгляд фагора не туманила горячка боя, это был спокойный взгляд карих глаз: двурогий творил то, что было заложено в его древнем, не подвластном времени сознании много веков назад.

Аспераманка нажал на курок. Пули одна за другой впивались в густую шерсть зверей, двурогого и скакуна. Кайдав остановился на половине шага. Двое охотников повернулись и в страхе бежали. Аспераманка не сходил с места, продолжая стрелять, крича. Внезапно кайдав упал на одно колено. Взметнулось копье. Копье ударило Аспераманку, когда тот повернулся. Наконечник вошел в голову через глазницу, и Владетель Харнабхара упал на пороге монастыря.

Лутерин бросился бежать, спасая свою жизнь. Он вывернул из ремня руки. Выскочил на улицу, на утоптанный снег, и бросился прочь. Вокруг бежали другие люди, слишком обеспокоенные собственным спасением, чтобы пытаться лишить жизни Лутерина. Он спрятался позади какого-то дома и, задыхаясь, наблюдал за тем, что происходит на улице.

На рыночной площади лежали синие тени и неподвижные тела. В темно-синем небе сверкала единственная звезда — Аганип. На юге еще теплился умирающий закат. Было очень холодно.

Толпа окружила кайдава и стянула всадника на снег. Другие фагоры уже ускакали, спасаясь, — новый признак того, что это не был регулярный отряд анципиталов: тот не покинул бы место боя так легко.

Лутерин без помех добрался до улицы Святости, чтобы встретиться с Торес Лахл.

Улица Святости оказалась узкой, стиснутой с обеих сторон высокими домами. Большая часть их строилась в лучшие времена, чтобы дать приют пилигримам, паломникам Колеса. Теперь все ставни были закрыты; многие двери забаррикадированны, на стенах намалеваны лозунги: «Господь храни Хранителя», «Мы следуем за олигархом» — скорее всего для того, чтобы продемонстрировать преданность. На задворках домов и постоялых дворов снега навалило по самые верхушки деревьев.

Лутерин, еще взбудораженный успехом своего побега, осторожно осмотрел улицу. Он вгляделся в конец улицы, где, как ему казалось, начиналась вечность. Там раскинулось бескрайнее снежное пространство, и редкие деревья лишь подчеркивали его безбрежность. Вдалеке, где Фреир еще светил из-за утесов южного плато северной полярной шапки, протянулись несколько полос розового света. От вида бескрайнего простора, от вида воли он еще больше взбодрился, гадая о бесконечных возможностях планеты, которые лежат вне пределов тщеты человеческих усилий. Вопреки переживаемым тяготам, великий мир оставался неисчерпаемым в своих проявлениях. Ему казалось, что он смотрит в лицо самой Прародительнице.

Он прошел мимо входа в дом, где мелькнула чья-то фигура. Его окликнули по имени. Он обернулся. Во мраке он заметил женщину, завернутую в меха.

— Ты уже почти пришел. Ты не рад? — спросила его она.

Он бросился к ней, схватил за плечи, почувствовал под мехами ее худое тело.

— Инсил! Ты ждала.

— Только отчасти — тебя. У этого торговца рыбой есть кое-что, что мне нужно. Меня тошнит от представления там, наверху, от этой безвкусной драмы с бесконечными пустыми речами. Они считают, что сумеют оказаться выше природы и опутать ее по рукам и ногам, если скажут ей несколько слов. Мой болван-муж произносил «Сиборнал» так, словно это какое-то полоскание для рта... меня тошнит, мне нужно отмыться от них, убраться от них подальше. Что это за грязное ругательство, которым пользуются простолюдины, имея в виду помочиться на оба солнца? Старое запрещенное ругательство? Напомни!

— Ты про о «Абро Хакмо Астаб»?

Она повторила ругательство с наслаждением. Потом выкрикнула еще раз.

Такие речи из ее уст развеселили Лутерина. Он крепко сжал Инсил в объятиях и потянулся губами к ее губам. И услышал собственный голос: