— Мне наплевать на них, черт бы их всех взял! Неужели вы думаете, что они выбили меня из колеи. И на вас мне тоже наплевать! — Кинг вырвал руку.

Питер Марлоу беспомощно смотрел на Кинга.

— Я ваш друг, черт побери. Позвольте помочь вам!

— Не нуждаюсь в вашей помощи!

— Я знаю. Но мне хотелось, чтобы мы остались друзьями. Послушайте, — с трудом продолжал он. — Вы скоро будете дома…

— Черта с два, — ответил Кинг, кровь прилила к его ушам. — У меня нет дома.

Ветер шевелил листву. Монотонно трещали сверчки. Над ними роились москиты. Огни в хижинах отбрасывали резкие тени, в бархатном небе плыла луна.

— Не переживайте, старина, — участливо сказал Питер Марлоу. — Все образуется. — Он не дрогнул, когда увидел страх в глазах Кинга.

— Все ли? — с мукой сказал Кинг.

— Да. — Питер Марлоу колебался. — Вам жаль, что война кончилась, верно?

— Оставьте меня в покое. Черт возьми, оставьте меня в покое! — крикнул Кинг, отвернулся и сел на пень.

— У вас все будет хорошо, — продолжал Питер Марлоу. — И я ваш друг. Никогда не забывайте об этом. — Он протянул левую руку, дотронулся до плеча Кинга и почувствовал, как плечо дернулось от его прикосновения.

— Спокойной ночи, старина, — спокойно сказал он. — Увидимся завтра. — И ушел огорченный. «Завтра, — пообещал он себе, — я смогу помочь ему».

Кинг поерзал на пне, довольный, что его оставили одного и парализованный сознанием своего одиночества.

Полковник Смедли-Тейлор, Джоунс и Селларс подбирали остатки еды с тарелок.

— Великолепно! — Селларс, облизывал соус с пальцев. Смедли-Тейлор обсосал кость, хотя она уже была обглодана.

— Джоунс, мой мальчик. Я должен отдать вам должное. — Он рыгнул. — Как великолепно мы завершили этот день. Изумительно! Совсем как кролик! Немного волокнистое, жесткое, но вкусное!

— Давно не получал такого удовольствия от еды, — хмыкнул Селларс. — Мясо жирновато, но, ей-богу, просто восхитительно. — Он бросил взгляд на Джоунса. — Можете еще достать? Одной ноги на каждого маловато!

— Возможно, — Джоунс аккуратно подобрал последнюю рисинку с тарелки. Она была вылизана дочиста; он чувствовал себя сытым. — Правда, повезло?

— Где вы их достали?

— Мне об этом рассказал Блейкли. Их продавали австралийцы. — Джоунс рыгнул. — Я купил все, что у него было. — Он посмотрел на Смедли-Тейлора. — Хорошо, что у вас были деньги.

Смедли-Тейлор хмыкнул.

— Да. — Он открыл бумажник, вынул из него триста шестьдесят долларов и положил на стол. — Здесь хватит на шесть ног. Нет необходимости ограничивать себя, а, джентльмены?

Селларс посмотрел на деньги.

— Если у вас припрятано столько денег, почему же вы не использовали их раньше?

— Почему в самом деле? — Смедли-Тейлор встал и потянулся. — Потому что я берег их для сегодняшнего дня. И на этом кончим, — добавил он. Его холодные глаза не отрывались от Селларса.

— О, перестаньте, приятель, я не имел ничего в виду. Просто не могу понять, как вам удалось столько скопить, вот и все.

— Это, должно быть, секрет, — улыбнулся Джоунс. — Я слышал, у Кинга был чуть ли не сердечный приступ!

— Что общего Кинг может иметь с моими деньгами? — спросил Смедли-Тейлор.

— Ничего, — Джоунс считал деньги. Там действительно было триста шестьдесят долларов, достаточно, чтобы купить двенадцать задних ног Rusa tikus по тридцать долларов за ногу, именно столько они и стоили, а не шестьдесят, как считал Смедли-Тейлор. Джоунс улыбнулся, думая, что Смедли-Тейлор вполне может заплатить вдвое, если у него столько денег. Ему было интересно, как Смедли-Тейлор ухитрился организовать ту кражу, но секреты есть секреты. Как, например, стремя остальными Rusa tikus. Теми, которые он и Блейки сварили и тайком съели сегодня днем. Блейкли съел одну ножку, он две. И те две, вместе с той, которую он проглотил сейчас, насытили его.

— Бог мой, — сказал он, поглаживая себя по животу, — даже не мечтал, что буду есть столько каждый день!

— Привыкнете, — пообещал Селларс. — Я все еще голоден. Попытайтесь достать еще мяса, приятель.

— Как насчет роббера? — предложил Смедли-Тейлор.

— Замечательно, — отозвался Селларс. — Кто будет четвертым?

— Семсен?

Джоунс засмеялся.

— Готов поспорить, он очень огорчится, узнав о мясе.

— Как вы думаете, сколько потребуется нашим ребятам, чтобы добраться до Сингапура? — спросил Селларс, пытаясь скрыть беспокойство.

Смедли-Тейлор посмотрел на Джоунса.

— Несколько дней. Максимум неделя. Если японцы, которые дислоцируются здесь, действительно собираются сдаваться.

— Они оставили нам приемник, значит, действительно так и сделают.

— Надеюсь. Бог мой, как я надеюсь, что так и будет.

Они посмотрели друг на друга; возбуждение и чувство довольства от хорошей еды прошло и, их охватила тревога о будущем.

— Не о чем беспокоиться. Все… все должно быть хорошо, — успокоил Смедли-Тейлор. В душе он со страхом вспоминал о Мейси, сыновьях и о дочери, задаваясь вопросом: «Живы ли они?»

Перед рассветом над лагерем пролетел четырехмоторный самолет. Никто не знал, принадлежит ли он союзным силам или японцам, но при первом звуке моторов людей охватил страх перед возможной бомбежкой. Когда же гул самолета растаял вдали, возникла паника. «Возможно, все забыли о нас, никто не приедет за нами», — думал каждый.

Эварт на ощупь пробрался в хижину и разбудил Питера Марлоу.

— Питер, прошел слух, что самолет кружил над аэродромом и из него выпрыгнул парашютист.

— Ты видел его?

— Нет.

— Ты говорил с кем-нибудь, кто видел его?

— Нет. Это просто слух. — Эварт старался не показывать страха. — Я до смерти боюсь, что, как только в гавань войдет флот, япошки взбесятся.

— Нет!

— Я ходил к коменданту лагеря. Там целая толпа парней, они сообщают нам новости. Последняя новость… — минуту Эварт не мог говорить, потом продолжил: — …число жертв в Хиросиме и Нагасаки больше трехсот тысяч человек. Говорят, люди умирали там как мухи… эта проклятая бомба что-то сделала с воздухом и продолжает убивать. Бог мой, если бы это случилось с Лондоном, а я бы отвечал за такой лагерь… я… я бы перестрелял всех. Клянусь Богом, я бы так и сделал, я бы так сделал.

Питер Марлоу успокоил его, потом вышел из хижины и в свете нарождающегося дня пошел к воротам. В душе ему все еще было страшно. Он знал, Эварт — прав. Эта проклятая бомба была лишней. Да, это так, но он благословил умные головы, которые изобрели эти бомбы. Только эти бомбы спасли Чанги от забвения. «Да, да, — твердил он, — какими бы ужасными ни были эти бомбы, я благословляю их и людей, которые сделали их. Только они спасли меня, когда не было никакой надежды на жизнь. И хотя первые две бомбы истребили множество жизней, но благодаря своей силе они спасли бессчетное количество сотен других жизней. Наших. И их. Клянусь Господом Богом, это правда».