штреке, то снова исчезал. Маленькие, глубоко спрятанные глаза Бабаеда тревожно поблескивали и ни на кого не смотрели. Он готов был обвинить в случившемся всех, но только не себя. Да, собственно, какая его вина?

Не судить же его в конце концов, за то, что Кавун не крепил забой, хотя леса было достаточно. Вот он, пожалуйста, нетронутый лежит в штреке. И все же, когда Бабаед ушел, у кого-то вырвалось:

— Вот гад, угробил парня. Судить его за это надо.

— От суда Кошке не уйти, — подтвердил другой голос.

Теперь Кавуну сочувствовали. Если разобраться, не так уж он плох. Правда, жадничал и работал на износ, чтоб побольше выгнать и жить лучше, заметнее других. Но ведь добивался своего трудом, не то что Бабаед…

Когда заговорили о трудолюбии Кавуна, Антон Голобородько включился в разговор:

— Мне приходилось на пару с Захаром работать в гезенках. Красота забойщик! Ну и на деньги был жадный…

— Почему «был»? — сердито оборвал его Кубарь. — Чего каркаешь…

Но Костю никто не поддержал. Был бы Кавун жив, давно дал о себе знать: постучал бы или голос подал. Значит — конец.

В нише показалась голова Горбаня. Тяжело дыша, он с трудом выговорил:

— Давайте-ка помогите… Кажется, жив еще…

III

Ирина и Дмитрий приехали на вокзал за несколько минут до отхода поезда. Дмитрию очень хотелось, чтоб они опоздали. За те короткие дни, которые пробыла Ирина дома, они даже толком не успели поговорить. Несчастье с Захаром все испортило.

Дмитрий обнял Ирину за плечи и крепко прижал к себе.

— Не забудешь?

Она взглянула на него преданными, сияющими от счастья глазами. Они красноречивее слов говорили: никогда!

— И писать будешь?

Глаза утвердительно ответили: часто, каждый день!

…Поезд давно уже скрылся за далеким поворотом, даже дымок растаял в чистом высоком небе, а Дмитрий все не уходил.

— Товарищ, вы не скажете, как на шахту «Юнком» добраться? — вдруг услышал он женский голос.

Шагах в пяти от него стояла чернобровая молодая женщина, держа за руку мальчугана лет пяти. Из-за нахлобученной шапки на Полеводу недоверчиво смотрели большие темно-серые глаза. У ног женщины лежал узел, набитый вещами. Вид у нее был усталый, из-под тяжелого шалевого платка выбилась прядь черных волнистых волос.

— Дорогу на «Юнком» знаю, как же, — охотно отозвался Дмитрий, — я там работаю. А вы, вижу, к кому-то в гости?..

Женщина, не размыкая губ, утвердительно кивнула. Дмитрий подхватил узел, взял за руку мальчугана, и они втроем отправились к автобусу. Усадив мальчика рядом с собой и силясь разглядеть его опущенное лицо, Дмитрий спросил:

— Как же тебя зовут, мужичок?

— Я не мужичок, я Петрусь.

Пассажиры рассмеялись.

— Правильно, парень, теперь мужиков нет, — одобрительно сказал кто-то.

— А к кому в гости едешь? — продолжал спрашивать. Дмитрий.

— До тата, — бросил он гордый взгляд на Дмитрия, — мой тато шахтер, уголь добывает, — осмелев, продолжал мальчуган. — Его портрет даже в газетах был…

Что-то знакомое было в надбровьях и выдающихся скулах ребенка, в насупленном непокорном взгляде.

— А как же зовут твоего отца? — вдруг чего-то испугавшись, быстро спросил Дмитрий.

— Захар, — так же гордо сказал мальчик.

Полевода почувствовал, как у него запылало лицо и напряглись мускулы во всем теле. Конечно же, мальчуган напомнил ему Захара Кавуна: те же низко нависшие тугие надбровья, те же выдающиеся скулы, непокорный взгляд… В памяти с быстротой молнии пролетели картины обвала, больница, куда отвезли Захара. Врачи ничего определенного не сказали — будет жить или нет. Но Дмитрий знал, что делают все возможное, чтобы спасти Кавуна.

Он ласково обнял за плечи мальчугана, прижал к себе и уже ни о чем больше не расспрашивал.

1964 г.

АВТОМАТЧИК КОРНЕЙ

Рассказы

Привязался

I

Внимательно выслушав Вишняка, доктор сказал:

— У нас в сарае есть сено, там и отдохнешь.

В голове шумело, но Вишняк твердо держался на ногах. Ему страшно хотелось прилечь — все равно где, даже вот в этом углу, закиданном окровавленными бинтами и ватой.

Доктор подошел к раненому солдату, сидевшему на скамье, вытянувшему на ней забинтованную ногу. Раненый мерно покачивался, зажав руками ногу повыше колена. На лице его вздулись скулы. Было видно, что солдат мучительно переносил боль. Сквозь бинт медленно, капля за каплей сочилась кровь. Вишняк подумал: «В мякоть, иначе б выл» — и, слегка пошатываясь, вышел в сени.

В потемках он задел кого-то ногой. Донесся сердитый голос:

— Нешто повылазило…

Вишняк присмотрелся и увидел двух бойцов, расположившихся на земляном полу. То были легкораненые, ожидавшие своей очереди на перевязку. Промолчав, он вышел на дощатый шаткий порожек избы.

Моросил спорый осенний дождь. С соломенной крыши торопливыми струйками сбегала вода. Вишняк подставил ладонь под одну из них. Студеная серебряная струя зазвенела и скоро наполнила корытце ладони. Он смочил разгоряченный лоб и снова подставил ладонь под струю. Он чувствовал, как постепенно мутная пелена спадала с глаз и не так уж стреляло в висках.

Сразу же за неогороженным двором начиналась унылая осенняя степь. Она тянулась под изволок и обрывалась где-то далеко, на хребте небольшой возвышенности. Сквозь сизый дождевой туман смутно вырисовывались фигуры людей и доносились неясные голоса. Вишняк присмотрелся и увидел далеко в степи грузовую машину. Она стояла неподвижно, и только какие-то две фигуры маячили на ней. От машины протянулась цепочка людей. Она уходила к самому горизонту и там исчезала в мокрой сутеми.

«Передают снаряды», — подумал Вишняк и тут же вслух сердито проговорил:

— Развезло-то как. Ни конем, ни машиной не подступишься.

Сойдя с порожка, он направился через двор напрямик по лужам к маленькому сарайчику, сплетенному из хвороста и кое-как облепленному глиной. Дверь была приоткрыта, и Вишняк заметил в уютном тихом полумраке ворох свежего сена, приятно пахнущего солнечным полем. На сене было несколько свежих вмятин. Видимо, до него кто-то уже отдыхал здесь. Он поднял голову и увидел чьи-то ноги в мокрых, грязных обмотках.

— Эй, кто там?.. — окликнул он.

Ответа не последовало. Торчавшие из сена ноги даже не пошевелились. «Спит, что ли»? — подумал Вишняк и стал взбираться на гору, погружаясь выше колен в рыхлое сено. «Бабья работа, сразу видно, — думал он. — Мужик — тот бы сложил так, что и вилами не проткнешь».

Он на четвереньках подполз к спящему и легонько толкнул его в бок. Тот поднял на него сонные глаза, что-то пробормотал, и веки его снова сомкнулись.

— Ну спи, дьявол с тобой, — сказал Вишняк и лег рядом с солдатом, широко разбросав ноги.