– Теперь ты меня понял? – хрипло спросил Юсуф. – Я никогда тебе ее не отдам!

– Тогда сразимся на мечах! И ее увезет победитель!

Малик расхохотался.

– Подумай, о чем ты просишь! У нас нет развлечения, которое вы называете турнирами. Если тебе удастся победить меня и ты меня убьешь, ты не увидишь заката дня и окажешься в крайне неприятном положении: мои слуги посадят тебя на кол, а моя львица послужит сначала их утехам, а потом ее продадут, как рабыню, или убьют. Тебе придется смириться, мой брат.

– Я хочу ее видеть.

– Ты уже видел ее. Я оказал тебе неслыханную честь, позволив созерцать красоту моей будущей супруги. Мне кажется, что нам больше не о чем говорить. Если только ты не хочешь принять Закон и жить среди детей Аллаха.

– Ты знаешь мой ответ.

– Тогда уезжай. Ты свободен и уезжай с миром. Эмир Шавшан проводит тебя до границы франков. Мне жаль расставаться… Но, наверное, так будет лучше для нас обоих. Думаю, что мы больше никогда не увидимся.

– А на поле битвы? Такое ведь может случиться?

– Будет очень плохо, если твой король вмешается и нарушит то перемирие, которое воцарилось в этой стране из-за ненависти к Египту, где сейчас убили моего дядю Туран-шаха. Сейчас мы живем в мире с орденом тамплиеров, который был и по-прежнему остается охранителем христианских паломников. Есть рыцари-монахи, которые признали нашу культуру, наш образ мыслей, мы стали понимать друг друга. Благодаря пониманию у нас воцарился мир. Твой король не похож на меня, он любит воевать, а я не люблю бойни. Аромат розы и женщины кружит мне голову сильнее, чем запах крови. Я хотел бы, чтобы ты убедил своего короля завершить паломничество и возвратиться во Францию. Так было бы хорошо.

«Хорошо» было прощанием: султан скрылся за занавесом. Рено принесли его одежду, дали коня, и он в сопровождении Шавшана тронулся в путь, сожалея, что остался без оружия. Но, может быть, он получит его при расставании?

Покидая крепость, Рено увидел, что стоит она на восточном берегу озера, и его болотистые, заросшие высоким тростником берега напомнили ему берега Нила. Над озером летало множество птиц, и все вместе – гладь озера, тростник, птицы – представляло собой умиротворяющую и почему-то немного печальную картину. Рено охотно узнал бы, где они находятся, но Шавшан почему-то не взял с собой переводчика. Рено это удивило. Эмир сопровождал его один, вооруженный до зубов и, разумеется, в полном молчании.

Примерно с половину лье они продвигались вдоль берега на юг, миновав по дороге одну или две рыбацкие деревушки. Дорога была достаточно широкой, и Рено сообразил, что они едут по караванной дороге, соединяющей Дамаск с Египтом, но ни впереди, ни сзади не было заметно ни одного верблюда. Потом они свернули, оставив озеро позади, и поехали уже вдоль реки, спокойной на равнине, но чем ближе к горам, тем становившейся все более бурной. На другом берегу реки, а перейти ее можно было вброд, перепрыгивая с камня на камень, Рено увидел величественные развалины замка. Шавшан остановился, съехав к реке, и повернулся к своему спутнику:

– Эту реку франки называют Иордан, а мы стоим пред бродом Иакова. Один из твоих королей построил здесь укрепленный замок, обороняясь против войска Саладина.

– Ты? Ты говоришь на нашем языке?

– Да, твой слух не обманывает тебя.

– Тогда зачем нужен был переводчик в тюрьме?

– Затем, что никто об этом не знает. Хорошо знать язык врага, и еще лучше, когда об этом никто не догадывается.

– Тогда почему ты заговорил со мной?

– Потому что ты сын моего господина, которого я оплакиваю до сих пор. Малик аль-Азиз Мухаммед был моим большим другом. Не думай, что и к тебе я испытываю дружбу, но ты, как видно, смелый воин и в твоих жилах течет кровь великого султана. Может быть, даже более чистая, чем в жилах аль-Назира Юсуфа. Теперь выслушай меня! Ты перейдешь реку и спрячешься в руинах замка. Там ты будешь ждать столько времени, сколько понадобится, – одну или две ночи, пока не услышишь, как три раза прокричит сокол. Тогда ты подойдешь к берегу. Я привезу тебе твою женщину.

– Как ты сможешь увезти ее? Если малик узнает, он тебя убьет!

– Если я не увезу львицу, убьют ее. Ты не знаешь, но до сих пор Юсуф не мешал править у себя в стране грозной Дхарта-хатум, своей бабушке. Они правили нами вместе с его дядей Туран-шахом, которого недавно убили в Египте мамелюки. Старая королева ревниво относится к своей власти, а аль-Назир Юсуф вот-вот выйдет из повиновения. Дхарта-хатум тронулась в путь, она хочет привезти внука в Дамаск… И привести в порядок его разум тоже.

– И он покорится?

– Покорится. Он довольствуется видимостью власти и большего не требует. Из слабого капризного ребенка вырос благородный мужчина, но он слабоволен, у него нет упорства, разве только в поисках женщин, от которых он без ума. Дхарта-хатум не видела в женщинах дурного, пока их было много у Юсуфа, но сейчас он страстно влюблен в одну, он собирается жениться на чужестранке, на христианке. Старая королева этого не допустит. Я знаю, что она едет сюда, и если обнаружит львицу, она ее растерзает. Я предложу спрятать ее.

– Малик тебе поверит?

– Я никогда не давал аль-Назир Юсуфу повода не доверять мне.

Рено спешился и, взяв лошадь под уздцы, подошел к реке. Потом обернулся.

– Еще одно слово! Объясни, почему ты взял на себя заботу о женщине из страны франков? Ты ее должен презирать еще больше, чем своих. Или я не прав?

– Она из окружения твоего государя и этим очень опасна. Твой король наверняка уже знает, что между сирийцами, потомками Саладина, и египетскими мамелюками нет лада. К тому же за спиной у нас опасные монголы. Нам не нужен еще и король Франции, который внезапно нападет на нас, решив отомстить за соотечественницу. Впрочем, довольно слов! Мне пора возвращаться!

– Я не оскорблю тебя, если скажу, что буду молиться Господу, чтобы он помог тебе?

– Как ни называй его, Аллах всегда Аллах! И молитва никому еще не приносила беды!

Старый воин развернул свою лошадь, взял в галоп и исчез за пышным кустом ладанника, скрывавшим поворот дороги. Осторожно, с чувством священного трепета Рено приблизился к Иордану. О реке, столь дорогой для сердца христиан, в которой Иоанн крестил Иисуса, говорили, что воды ее исцеляют больных и даже прокаженных. Однако они не исцелили юного короля-мученика, который заслуживал исцеления больше других… Но ведь пути Господни неисповедимы! Бодуэну было предначертано умереть в седле…

Прежде чем отправиться осматривать руины замка, почерневшие от пожара, который его уничтожил, Рено напоил свою лошадь и хорошенько напился сам. К седлу у него были приторочены два мешка: тот, что побольше, – с овсом для лошади, тот, что поменьше, – с финиками для всадника. Оставалось только найти место, где можно будет выспаться. Рено побродил по лабиринту из ракушечника, который был когда-то нижним помещением замка, и решил, что будет ночевать возле пролома. Кто знает, может, в этот пролом и вошли воины Саладина и подожгли потом замок? Солнце, прятавшееся целый день за грозовыми тучами, исчезло за горизонтом. Началась первая ночь ожидания.