Все эти факты вызывают следующий вопрос: почему следует считать все синдромы без исключения ответственными за поведение, если существуют взаимосвязи отдельных видов поведения с конкретными синдромами?

Вполне очевидно, что такое утверждение характерно для холистической теории, в то время как атомистическая ограничилась бы изучением изолированного поведения в отрыве от организма в целом, например ощущения или условного рефлекса. В этом проявляется проблема «центрирования» (в зависимости от того, из каких частей состоит целое). Для атомистической теории простейшей первоосновой стал бы фрагмент поведения, полученный путем редукции, иначе говоря, поведение в отрыве от его взаимоотношений с организмом.

По — видимому, можно утверждать, что первый тип взаимоотношений между синдромами и поведением более важен. Изолированные виды поведения не являются основой поведения людей. Они изолированы именно потому, что не так уж важны, т. е. не связаны с решением значимых проблем, поиском важных ответов или достижением основных целей организма. Действительно, стукнув молоточком по коленной чашечке, мы сможем наблюдать проявление безусловного рефлекса: нога качнется. Примером может послужить привычка человека есть оливки пальцами и не есть вареного лука, потому что его к этому не приучили. Это так же верно, как и то, что у этого человека есть жизненная философия, что он любит свою семью, любит проводить эксперименты определенного рода, однако последние ситуации гораздо более важны.

Хотя можно утверждать, что внутренняя природа организма детерминирует поведение, на него влияет и еще один важный фактор. Культурные условия, в которых проявляется поведение и которые уже сказались на внутренней природе организма, также являются детерминантом поведения. Наконец, за так называемыми «сиюминутными ситуациями» скрываются еще некоторые, влияющие на поведение факторы. Если цели и задачи поведения определяются внутренней природой организма, а пути к достижению этих целей зависят от культуры, реально сложившаяся ситуация детерминирует реальные возможности: какое поведение разумно, а какое нет, какие промежуточные цели достижимы, что представляет угрозу, что служит инструментом для достижения целей.

С учетом сложности этих взаимосвязей нам становится ясно, почему поведение не всегда точно соответствует структуре характера. Поскольку поведение в равной мере определяется внешними обстоятельствами, культурой и характером и является результирующей этих трех факторов, вряд ли оно может служить точным отражением одного из них. Это, конечно, всего лишь теоретическое утверждение. На практике существуют некоторые техники[70], с помощью которых удается контролировать или сводить к нулю влияние культуры и ситуации, поэтому в действительности поведение иногда может довольно точно отражать характер.

Гораздо более сильная корреляция наблюдается между характером и побуждением к действию, так что побуждения к действию могут считаться частью синдрома. Эти побуждения сравнительно более свободны от внешних и культурных влияний, чем наблюдаемые поведенческие акты. Можно пойти дальше и сказать, что мы изучаем наблюдаемое поведение с тем, чтобы получить информацию о побуждениях к нему.

Если это информативный показатель, его стоит изучать; если же нет — то не стоит, поскольку основная цель нашего исследования — понимание характера.

Насколько мне известно, в настоящее время не существует математических или логических операций, пригодных для символического отображения и работы с данными о синдромах. Нельзя сказать, что подобная символическая система принципиально невозможна, математику и логику вполне можно приспособить к нашим потребностям. В настоящее время, однако, большинство существующих математических и логических систем являются выражением обще — атомистической точки зрения на мир, которую мы критикуем. Мои собственные усилия в этом направлении не дали заметных результатов.

Четкое различие между А и не — А, предложенное Аристотелем, является одной из основ его логики и перекочевало в современную логику, хотя другие допущения Аристотеля были отвергнуты. Так, из работы Лейнджер Symbolic Logic («Символическая логика») выясняется, что эта идея, изложенная в терминах комплементарных классов, является для автора основным допущением, которое не нуждается в доказательстве и может быть принято на основании здравого смысла. «Каждый класс имеет дополнение; класс и его дополнение взаимно исключают друг друга и исчерпывают универсальный класс между собой» (Langer, 1937, р. 193).

К настоящему времени стало ясным, что информация о синдромах не предполагает столь четкого отграничения части данных от целого или любого четкого разграничения между проявлениями синдрома. Когда мы отделяем А от целого, А перестает быть А, не — А также перестает быть тем, чем было, при этом простое суммирование А и не — А не позволяет получить целое, с которого все начиналось. В рамках синдрома все части перекрываются. Отделение одной из них невозможно без учета этого перекрывания. Психолог не может позволить себе этого. Взаимоисключение может иметь место при изучении переменных, которые можно разделить. Если же приходится анализировать их в контексте, как это делается в психологии, такое разделение вряд ли возможно. Трудно себе представить, например, поведение, связанное с самооценкой, в изоляции от всех остальных видов поведения, по очень простой причине: практически не существует поведения, которое было бы связано исключительно с самооценкой и ничем иным.

Если мы усомнимся в принципе взаимной исключительности, то под сомнение будет поставлена частично основанная на нем логика, а также большинство известных нам математических систем. Как правило, математика и логика имеют дело с миром, представляющим собой набор взаимоисключающих сущностей, подобно куче яблок. Отделение одного яблока от оставшейся кучи нисколько не сказывается на истинной природе яблока или этой оставшейся кучи. Совсем иная ситуация с организмом. Отделение органа меняет организм в целом; изменения претерпевает также и этот отторгнутый орган.