Проснулся в ужасе, весь мокрый. Жена говорит: «Война началась…»

Леонов сразу включается в работу.

Каждый раз, когда он чувствовал, что может вернуться к своему писательскому ремеслу, и особенно когда слово его необходимо — он немедля садился за стол.

После начала войны — тем более. Никаких раздумий, ни дня малодушия.

Сначала публицистика: «Вставайте, народы!», «Что ты сделал для победы», «Наша борьба священна», «22 июня 1941 года».

Затем Леонов принимается за ещё незнакомое ему дело: пишет сценарии для агитационных короткометражных фильмов. «Боевой киносборник № 1» (всего их будет 13) вышел на экраны уже 2 августа 1941 года, и там есть короткометражка по сценарию Леонова. Потом их будет ещё несколько.

Вот «Трое в воронке». Раненый красноармеец дополз до воронки, где медсестра смогла оказать ему первую помощь. Тут появляется раненый немец, русская сестра милосердия оказывает помощь и ему. Однако эта неблагодарная гадина пытается застрелить девушку.

Вот «Пир в Жирмунке», поставленный, кстати, легендарным режиссёром Всеволодом Пудовкиным. Описанный Леоновым случай был извлечён из газетной хроники: старая крестьянка накормила немцев отравленной пищей и сама погибла вместе с ними.

Следом появятся короткометражки «Я возвращаю тебе удар» и «Семеро последних».

В начале сентября Леонов получил первый, со времён закрытия «Метели», серьёзный гонорар — 16 тысяч рублей. Восемь тысяч сразу перевёл в фонд обороны.

Тридцатого сентября немецкие войска начинают наступление на Москву. Танковые дивизии группы армий «Центр» легко прорывают оборону Брянского и Резервного фронтов и 3 октября захватывают Орёл, выйдя на прямую дорогу к столице.

Немногим позже их остановят всего в восьми километрах от Переделкина.

К 1 октября большая писательская бригада — более 200 человек — переправляется в город Чистополь, что в Татарстане, на реке Каме.

Семья Леонова была переправлена туда раньше.

Что греха таить: в те дни многие писатели откровенно поддались панике. Фадеев рассказывал, что поэт Василий Лебедев-Кумач пригнал на вокзал два пикапа вещей, несколько суток не мог их погрузить и натурально потерял рассудок, помешался. Лебедева-Кумача потом лечили. Вот тебе и «Вставай, страна огромная!», автором текста которой он значился.

Немцы двигались с семимильной быстротой, Москву едва ли не еженощно бомбили. Потом, в «Русском лесе», Леонов со знанием дела опишет авианалёты: он знал, что это такое.

Иногда говорят, что Леонов улетал из Москвы в компании с Борисом Пастернаком и Константином Фединым на специально предоставленном им самолёте: но всё было конечно же не так. Все трое находились далеко не в фаворе, никто им никакого самолёта не предоставлял.

Каждый добирался до Чистополя в разные дни: сначала на самом обычном поезде до Казани, оттуда — по Каме на пароходе.

Леонов оказался в Чистополе чуть раньше Пастернака и застал семью — дочек и жену — в ужасном положении, голодных и больных. Как мог помог им и поехал обратно в Москву: собирать вещи. Но до столицы не добрался.

В Казани Леонов встретил фактически весь Союз писателей: в тот момент там находился и аппарат правления, и Литфонд, и редакция издательства «Советский писатель», и т. п. В итоге в Москву Леонова уже не пустили.

В январе 1942 года Леонов сам описывал эту ситуацию режиссёру Сергею Эйзенштейну в письме: «Я оказался без шубы, без белья, без лишних штанов и, главное, без всех своих основных записей, планов, записных книжек и т. д. Всё это осталось в Москве. Стали ударять морозы, началась большая грусть, в 35 градусов — без шубейки — скучно. Стал болеть какими-то сильнейшими гриппами… Только недавно купил какой-то чёртов тулуп собачий, вес 37 ф., стоит колом, будучи поставлен на землю, на ночь можно привязывать на цепь: лает».

Сам Эйзенштейн тогда находился в Ташкенте. Он давно уже уговаривал Леонова принять участие в работе над сценарием фильма «Иван Грозный». К сожалению, ничего у них не получилось: обедневший в последние годы Леонов так и не смог добраться до Ташкента.

Зато в Чистополе он неожиданно сошёлся с несколькими литераторами, с которыми до сей поры не был особенно дружен: Асеев, Пастернак, Тренёв, Федин. Встречались и общались они постоянно, иногда выступали вместе. Например, с 23 по 26 февраля 1942-го в Чистополе прошли несколько вечеров, посвящённых 24-й годовщине Красной армии, с участием писателей Асеева, Пастернака, Леонова, а также Исаковского, Обрадовича и Бокова — на кожзаводе, ГАРО, на часовом заводе, в Клубе НКВД, в детдоме, в Заготзерно…

Ввиду того, что литераторов в Чистополе было много, вскоре был организован Чистопольский филиал Союза писателей. Вышеназванные Асеев, Пастернак, Тренёв, Федин и Леонов его возглавили. На, так сказать, общественных началах. Фактически, собравшиеся в Чистополе литераторы управляли собой сами, и местный горсовет во всём старался идти им навстречу.

Впрочем, объединяло названных литераторов вовсе не это. Борис Пастернак позже напишет, что«…когда сложилась наша правленческая пятёрка», они все попытались «заговорить по-другому». Пастернак будет вспоминать «о новом духе большой гордости и независимости, пока ещё зачаточных, которые нас пятерых объединили, как по уговору». И завершит свои воспоминания вот такими словами: «Я думаю, что если не все мы, то двое-трое из нас с безразличием и бессловесностью последних лет расстались безвозвратно».

Нам отчего-то кажется, что под как минимум «двоими» Пастернак имел в виду себя и Леонова. И мы ещё вернёмся к этой теме.

Вышеназванные сопредседатели Союза писателей были далеко не единственными руководителями литературных и общественных процессов в Чистополе. Существовал также совет эвакуированных — выборная организация, которая помогала писателям в их устройстве. В этот совет входили поэт Пётр Семынин, критик Вера Смирнова и другие. Был также очень влиятельный совет жён писателей, его возглавляла супруга Фадеева, молодая тогда ещё актриса МХАТ Ангелина Степанова.

Что до филиала СП — то он неустанно проводил встречи, семинары и вечера, в которых участвовали, естественно, и сопредседатели. Леонов чаще всего читал отрывки из «Дороги на Океан», и выбор его понятен. При всей многослойности и зашифрованности этой книги, именно в «Дороге…» Леонов наиболее оптимистичен, преисполнен и веры, и сил, и лёгкие рассказчика в романе опьяняющего воздуха полны… Не про шпиономанию же было ему читать, не про воровское дно, не про «барсуков», загнанных новой властью в норы…

Документы зафиксировали участие Леонова в вечере, посвящённом памяти Горького — 28 ноября 1941-го, и пушкинском вечере, 11 февраля 1942-го: здесь Леонов читал, конечно, не собственную прозу, а стихи великого поэта.

К чистопольскому периоду относится одна некрасивая история, долгое время распространявшаяся людьми, относящимися к Леонову дурно. Думаем, не стоит обходить её вниманием.