— Еще, Уинстон, я положил бы процентов пятьдесят из ста, что нам удастся закрепиться в Италии. Поскольку там, согласно переданной мне информации, уже сложился заговор против дуче, в который вовлечены весьма высокие и влиятельные фигуры, как маршал Бадольо, и сам король. И лишь страх перед местью немцев удерживает заговорщиков от попытки эти планы реализовать. Но если нашим войскам удастся выйти к альпийским перевалам прежде русских, Италия мгновенно скинет немецкое иго и перейдет на нашу сторону. С Францией, Испанией, африканским берегом — наши позиции в Средиземном море станут как бы не лучше довоенных. Но боюсь, что русские успеют раньше — они уже на Балканах, и уже со дня на день могут выйти к Изонцо, своим авангардом. Как только они подтянут достаточно сил — кто-нибудь сомневается в исходе очередной "битвы при Капоретто", что бы там ни вопил Муссолини, взывая к традициям и духу древнего Рима и требуя от героической итальянской армии встать несокрушимой стеной? Остается лишь слабая надежда, что русские прежде Рима решат побывать в Берлине, а вот тогда в игру вступаем мы, и спасаем потомков римлян от славянской напасти.

— Пятьдесят, шестьдесят из ста, уже можно играть. Бэзил, если ваш план удастся, я не забуду своего обещания. Поставить вашу статую на колонне, не меньшей чем Трафальгарская. И на постаменте будет надпись, "он спас Британскую Империю" — я всего лишь скромный премьер-министр, да и просто неудобно ставить памятник самому себе.

— Теперь, что касается русской сверхподлодки. Черт, вот уже воют сирены! Пойдем в убежище, Уинстон, или останемся здесь?

— Конечно укроемся, Бэзил! Потому что с этой минуты мы не принадлежим себе, а одной лишь Британии! И если случайная бомба все же попадет сюда — к вам, как и ко мне, отныне больше, чем к адмиралу Джелико применимы слова, "он мог выиграть или проиграть войну".

А этот же день, в Берлине…

Давно уже не звучали по радио победные фанфары. Но война казалась еще далеко — и разве Геббельс не обещал, что ни один враг никогда не ступит на немецкую землю? Уже был сожженный Гамбург, и разрушенные плотины на Рейне, но англо-американские бомбардировки пока причинили не слишком много вреда. Армия и флот сражались, терпя временные неудачи — но статистика людских потерь Рейха считалась государственным секретом, и считалось, что эти потери пока не велики.

Геббельс вещал, что победа близка. Что виной всему неисчислимые монгольские орды — ведь как раз с этой зимы, когда был Сталинград, Монголия вошла в состав СССР. Что англичане наняли и вооружили пятнадцать миллионов этих азиатских дикарей, вместо полностью уничтоженной Красной Армии, и хотя солдаты фюрера убивают их десятками тысяч, взамен проклятые британцы тотчас же выставляют других. Но когда-нибудь и туземцы закончатся — и "мы с честью выйдем из этого испытания, должного показать право арийской расы править миром".

Кто не был согласен, помня ту, прошлую войну — тот молчал, опасаясь попасть в Дахау, и не на срок, а "до исправления". В целом же, население верило своему фюреру, по привычке боясь перемен — и существующий привычный порядок казался лучше, чем то, что могло прийти вместо него. Помнившие ту войну не забыли и разорение, голод, безработицу первых лет после нее — казалось очевидным, что теперь расплата при проигрыше будет еще ужаснее.

Жизнь в целом, была терпимой. Несмотря на мобилизацию экономики, "пушки вместо масла", с лета этого года, в магазинах еще были товары, остатки прежней роскоши, от ограбления всей Европы. Те, кто потеряли мужей, отцов, детей, могли бы иметь свое мнение — но что может быть достойнее честной воинской смерти за победу, после которой Рейх будет править миром тысячи лет? Слава героям!

В штабе бывшего кригсмарине (сейчас Ваффенмарине СС) однако же, царило уныние. Поскольку значительная часть служащих там офицеров были… ну нет в немецком языке слова "шарашка". В самом начале после ареста опальный гросс-адмирал Дениц содержался в подвале угрюмого дома на Принц-Альбрехтштрассе — однако быстро выяснилось, что чтобы управлять флотом, нужен не один адмирал, дающий советы номинальному главе Ваффенмарине (рейхсфюреру), но и нормально работающий штаб, с узлом связи. А так как после прошлогодних поражений кригсмарине, гестапо очень активно искало заговорщиков, то в итоге и сам гросс-адмирал, и очень многие из штабных чинов исполняли свои обязанности, формально числясь "под следствием" и реально находясь под конвоем. И это положение, помимо известных неудобств, влекло еще и весьма печальные перспективы — неизбежное назначение в виновные при следующем разгроме вверенных сил.

— Мне очень жаль, гросс-адмирал. Но вы понимаете, у меня нет другого выхода?

— Я уже привык, рейхсфюрер. Находиться в ожидании, когда будет вот-вот оглашен приговор.

— У вас есть просьбы, пожелания?

— Только одна, рейхсфюрер. По возможности, не трогайте моих "мальчиков", которых я растил, учил и берег. Они не виноваты, что враг оказался сильнее.

— В чем не виноваты? В предательстве, переходе на сторону русских U-1506? Субмарины нового типа, должного стать надеждой Рейха в войне на море?

— Вина экипажа U-1506 не доказана.

— Гросс-адмирал, если я не моряк, то это не значит, что я ничего не смыслю в морском деле. Без помощи кого-то из экипажа, русские никак не могли бы увести лодку. Даже если в их команде были опытные подводники, но незнакомые с именно этим типом субмарин.

— Рейхсфюрер, я уже ничего не боюсь, потому позвольте мне сказать… Мы честные солдаты Германии, исправно исполняем свой долг. Но представьте, что вас, и меня, схватят русские, и не расстреляют, а потребуют служить им? Что тогда выбрать — умереть за свою страну и идею, или решить, что жизнь не кончается? Человек, это такое существо, что стремится обустроиться удобнее где угодно.

— Мне, гросс-адмирал, такого не предложат. Расстреляют, однозначно. Вы хотите сказать, что пропавшие без вести члены экипажа U-1506 действовали по принуждению? Но даже это не извиняет их! Если за такой поступок положен расстрел им, при обратном попадании к нам, и концлагерь всем членам семей.

— Странно, что никто у нас не задумался, кем конкретно были те русские, напавшие на нашу базу в Нарвике.

— Что вы хотите сказать?

— Сидя в камере в ожидании приговора, я имел достаточно времени для анализа. Чтобы не думать об ином. Помните, про русских "оборотней с волчьими глазами, которых нельзя увидеть и остаться в живых"? Считая их без всякой мистики, не более чем разведчиками-диверсантами с подготовкой, значительно превосходящей даже русский осназ? Отчего-то никто не обратил внимания на один факт. Там, где появлялись оборотни, всегда была вода. Больше того, в наиболее известных случаях они появлялись именно оттуда — Нева, Днепр, Висла, теперь и Нарвик. Зная, с каким ужасом рассказывают о них даже бывалые солдаты-фронтовики, как вы думаете, велики ли были шансы у экипажа U-1506 и персонала базы? Особенно при внезапном нападении. Легко ли отказать этим русским ночным дьяволам, когда они очень настойчиво просят?

— И кем же вы считаете этих…