КЕЙЕС: А теперь подумайте хорошенько, оба: вы говорите, что парень вышел из машины вместе с сумкой для боулинга? И когда он исчез, что с ней случилось?

ЭММЕТ: Без понятия.

ЭЛВУД: Я тоже. На земле рядом с Эмом ее не было. И он за ней не возвращался. Значит, он ее сразу забрал с собой.

ПИБИ: Мы прочесали всю местность вокруг. Nada.

ЭЛВУД: Он ведь правда космический шпион? Это такие существа, которые могут прикидываться людьми и делаться невидимыми, когда захотят?

КЕЙЕС: Это мы как раз выясняем. Но кто бы он ни был, мы его найдем.

ЭММЕТ: Эй, кэп, вы что, не слушали? Парень умеет исчезать! Поняли? Хлоп — и нету! Может, он и еще чего-нибудь умеет. Если вам интересно мое мнение — тот, кто хочет с ним связываться, очень сильно нарвется. Сильно-сильно.

Дэниел беспокойно вертелся за рулем розово-бирюзового «катласса» братьев Тинделл. Впрочем, братьям он, видимо, тоже принадлежал весьма условно — предусмотрительно заглянув в свидетельство о регистрации транспортного средства, Дэниел нашел там имя миссис Хейди Коэн. Дэниел отчего-то сомневался, что она знакома с братьями лично. Он вспомнил совет Мотта: если ты берешь машину напрокат, не спросив разрешения у владельца, лучше менять средство передвижения каждые двенадцать часов.

Дэниел обнаружил свидетельство о регистрации вскоре после того, как оставил братьев в степи, и первой его мыслью было бросить машину. Он съехал на подъездную дорогу и собрал свои вещи, чтобы идти, но тут ему пришло в голову снова попробовать исчезнуть с Алмазом днем.

Он исчез на три битых часа. Он все равно не видел горящей спирали при дневном свете, а без нее — то есть без центра — не мог сконцентрироваться. Он пробовал представить спираль, но внимание рассеивалось. Наконец он, расстроенный, сдался. Надо было отступить. Он ведет себя так, будто поджимают какие-то сроки. Да он может провести с Алмазом хоть весь остаток жизни!

На самом-то деле подсознательно он боится не того, что не хватит времени, а того, что его поймают до того, как он сумеет войти в Алмаз. Но они не смогут ни поймать его, ни отнять Алмаз, пока он способен исчезать вместе с ним. И вся эта срочность, говоря начистоту, просто страх себя, боязнь поверить в собственные силы.

Я не доверяю себе. Он не доверяет мне. Хорошо бы узнать, это временный сбой в настройках, или у нас серьезные разногласия? И если все-таки разногласия, как их лучше разрешить?

Дэниел задумался об этом — не столько по желанию, сколько чувствуя необходимость. Как-то вечером на Безымянном озере Бешеный Билл говорил, что главная проблема самоанализа — в готовности человека согласиться с любыми, даже самыми нелепыми и абсурдными идеями: например, с идеей о том, что человек способен и готов познать самое себя. Это все равно, что вытащить свое отражение из зеркала при помощи штопора. Дэниел улыбнулся. «У тебя проблемы с представлением себя. Признай это — и я это признаю». Тут он начал себя защищать. «Но у человека, который может исчезать, неудивительны проблемы с самопредставлением. Было бы странно, если бы их не было».

Дэниел расхохотался. Познание себя не более невероятно, чем лягушка, несущая охапку роз, или розовые лепестки, превращающиеся в лягушек.

От смеха ему стало полегче, пропало маниакальное желание решить все сейчас и сразу. Он — мотылек, летящий к солнцу. Вольта был неправ. Алмаз не уничтожит его. Алмаз — лишь средство, с помощью которого он может уничтожить себя сам.

Он решил, что лучше всего пока отступить. Он предложил себя Алмазу и предложение его было отклонено. Что ж, отлично. Теперь он будет исчезать с Алмазом, только если этого потребует безопасность. Может, если он будет терпелив, Алмаз придет к нему сам.

Дэниел решил пока оставить себе дважды краденный «катласс». Поймать его невозможно, а значит, его безопасности ничто не угрожает — во всяком случае, пока он способен исчезать. Надо поберечь силы на случай непредвиденной ситуации — вот и еще один повод перестать исчезать с Алмазом.

Этот новый подход был авантюрным, но в высшей степени здравым. И все-таки Дэниел продолжал вертеться за рулем, потому что вспоминал, как заглядывал в Алмаз, как проходил сквозь горн горящей спирали к центру — и понимал, что какое-то время это больше не повторится. Чтобы отвлечься, он включил радио.

Спустя полчаса, когда сверху замерцали первые звезды, а на горизонте — огни Рено, помехи вдруг заглушили местную радиостанцию, и в воздухе возник Денис Джойнер.

ЗАПИСЬ

Денис Джойнер, мобильное радио АМО

Добрый вечер, леди и джентльмены, с вами Дэвид Джейнус, ведущий предзакатной программы «Момент истины», посвященной онтологическим изысканиям — мы находимся в своей передвижной студии на частоте, которую вам, очевидно, удалось настроить.

Надеюсь, вы находите эту вечернюю программу столь же притягательной, что и я, хотя она слегка отличается от наших обычных программ радиопередач. Верно, Санта, это тебе не Вирджиния. И хотя мне жаль похищать у вас ваши сладкие мечты, я могу только повторить за своим старым приятелем Людвигом Виттгенштейном следующую оговорку: «Мир есть факт». Увы, мои дорогие слушатели, нам остается только выпить за это.

Итак, что навело меня на мысли о теме сегодняшней передачи. Сегодня утром, просматривая свою библиотеку и потягивая молодое, но амбициозное petit syrah, я вдруг осознал, что мой просвещенный разум некоторым образом зачерствел. Я решил, что отныне буду стремиться преодолевать препятствия, достойные моих притязаний. Решив так, я подкрепил себя унцией сербской икры вкупе с литром охлажденного «Тандерберд» (sic itur ad astra)[32]и принялся штудировать заброшенные тома, желая найти тему, издавна будоражившую и менее вдохновенный мозг.

И вскоре — tempus fugit,[33]как говорил старик Тот — а именно, сейчас, мы обратимся к самой, пожалуй, трудноразрешимой загадке мироздания, sine qua non[34]самопознания, предельному элементу бытия, серому веществу, которым намазана каждая крошка мысли, к насущному хлебу знания, к пламени кузницы идей. Я имею в виду, разумеется, человеческий разум.

Разум есть прозрачный пол.

Разум есть слеза духа.

Разум есть наш первичный и последующий дух.

Разум есть золотой слиток и кровавый след.

Разум есть каменная дверь.

Серебро на обороте зеркала.

Волна, дающая очертания берегу.

То, чем не набьют своих мешков пьяные мародеры.

Разум есть сумма всего и даже больше.

Договор между плетью и спиной.