— Нечестно? Ты что, хотел бы, чтобы этот осел развопился, как свинья под ножом? Пошли, мы уже почти у цели.

Набитый монетами кошелек был одним из немногих свидетельств богатства, которые заметили оборванцы за время своего странствия по ночным улицам Куатани. Дворец калифа был окружен роскошными особняками, но мало кто из жителей города выставлял свое богатство напоказ. Дома прятались за высокими, неприступными стенами, которые сурово стерегли всю роскошь, все сокровища, таящиеся внутри. Все, что было бы выставлено напоказ, привлекло бы внимание грабителей, да и потом, кто из самых богатых горожан мог бы поспорить красотой своего жилища с калифом? Любая подобная попытка была бы чревата жестоким наказанием.

Приплясывая на ходу, компания Фахи Эджо пробиралась по улочкам мимо полчищ крыс, куч мусора и сточных канав. Луна для них была плохим проводником: ее свет едва проникал вниз сквозь широкие кровли.

Но вот наконец мальчишки выбежали на безлюдную рыночную площадь.

— Сюда!

— Ты точно знаешь, Фаха?

— Тс-с-с! Смотрите в оба, чтоб на уабинов не напороться!

Нырнув под полуразрушенную галерею, мальчишки-"поддеры" выстроились гуськом. Они оказались в пространстве между двумя стенами. Одна из них, гладко оштукатуренная, принадлежала дому. Только высоко виднелось единственное темное окно. Другая стена, сложенная из крупных шершавых камней, была намного выше дома, и ее венчали острые железные колья. За этой стеной, как был уверен Фаха Эджо, находились покои Мерцающей Принцессы. Раджал полюбопытствовал, откуда тому это было известно. Козлобородый прижал палец к носу и прошептал имя своего двоюродного братца, сводника.

Аист и Сыр, вожделенно ухмыляясь, прижались ушами к стене.

— Та-ам кто-то ш-шипит!

— С-с-с! С-с-с!

Мальчишки испуганно отскочили от стены и изобразили руками извивающихся змей. Фаха Эджо округлил глаза.

— Бросьте! Стена толстая, как... как Губач!

Сыр задрал голову.

— Да он же... без своих драгоценностей останется, ежели перелезет через эту стенку!

— Ага, и станет евнухом! — хихикнул Рыба. Он все еще сжимал в руке свой сушеный амулет. Рыба поднес его к своей набедренной повязке и другой рукой изобразил взмах ножа. — Ну а ты нынче с принцессой позабавиться собирался, ваган?

— Чего? — резко обернулся к нему Раджал.

Но прежде чем Рыба успел ответить, вмешался Губач:

— Эй, так нельзя! Вагану нельзя трогать принцессу!

— Тебе тоже, кусок жира! — внес ясность Фаха Эджо, цепко сжав руку Губача. — Слушайте меня, балбесы! Ваган с принцессой забавляться не будет. Он принесет нам ее чадру, и этого хватит. Ну а если камешков прихватит хороших — и того лучше будет.

Сыр хихикнул.

— Хватит! — буркнул Фаха Эджо. В проулке между стенами было почти совсем темно, но все же в тусклом свете луны было видно, как злобно сверкнули глаза козлобородого. — Через стену и назад, и все. Туда и обратно.

Сыр снова хихикнул.

— Слушай, заткнись. А потом он станет нашим братом — точно так же, как Прыщавый, и больше мы его испытывать не станем. Усекли?

— Все равно ваганам веры нету, — проворчал Губач.

— Во-во. Уж больно вонючие, я так скажу, — брезгливо пробормотал Сыр.

— Нет, не скажешь, — процедил сквозь зубы Фаха Эджо и ткнул пальцем в конец простенка. — Сыр. Ступай в ту сторону. Станешь на стреме — и гляди в оба, чтоб уабинов не пропустить. Губач, а ты дуй в другой конец.

— Я? — обиженно протянул толстяк. — А я хотел поглядеть, как ваган сверзится!

— Оттуда и поглазеешь. Да и за уабинами заодно приглядывай. Готов, ваган? Ну, кто в дудку дуть будет?

— Я! — выкрикнул Сыр и проворно развернулся.

— Я! — с готовностью вызвался Рыба.

Фаха Эджо отбросил их руки, потянувшиеся к дудке.

— Аист, ты будешь дуть.

— Й-я-а? Д-а я и-игра-ть не у-умею.

— Не надо играть. Просто дуй, и все.

Аист сжал дудку беззубыми деснами и дунул. Дудка издала писклявый и хриплый звук. Фаха вырвал ее у Аиста.

— Не так громко, дуралей.

— А-а как на-адо?

— Надо потише, — посоветовал Раджал. — Веревка слушается, даже когда совсем тихо играют.

— Ну, начнем? — предложил Фаха Эджо.

Однако образовалась заминка. Губач вразвалочку вернулся из своего конца простенка.

— Не нравится мне это, — сообщил он. — Ваган мухлюет.

— Как это — мухлюет?

— Прыщавый-то на мечеть Пяти Ветров сам забирался. Безо всяких там фокусов с веревками и дудками. Поверим вагану — и он нас надует, как пить дать.

Тут и Сыр вернулся.

— Правду Губач говорит. Это что же за испытание, ежели с колдовской веревкой? А еще ваганы воняют.

Козлобородый ткнул пальцем вверх.

— Сам хочешь попробовать, Сыр? А может, тебе больно охота, Губач? Ежели тебя веревка выдержит, а?

Губач всегда обижался, когда намекали на его полноту.

— Ах ты, грязный метис! — выкрикнул он и бросился к козлобородому, но Фаха Эджо его опередил. Резким толчком он отбросил Губача назад. Тот упал навзничь, а Фаха поддел его ногой.

— Рыба! — распорядился он. — Ступай в тот конец. А ты, Сыр, иди на свое место, а не то я сейчас засуну одну твою грязную ногу тебе в пасть, а другую — в задницу.

Рыба хихикнул, но Фаха свирепо оттолкнул его, после чего еще разок пнул Губача в живот и велел Аисту:

— Играй!

Аист задудел. Раджал сжал в руках веревку. Никто из «поддеров» не заметил, что все это время за ними тайно наблюдало некое странное создание в низко надвинутой широкополой шляпе и плотно запахнутом плаще. Шляпа и плащ надежно скрывали от посторонних глаз золотое свечение, испускаемое таинственным незнакомцем.

Медленно поворачиваясь, словно плотик на волнах, ковер плыл по небу под желтой луной, которая теперь, казалось, была так близко. Двое мальчишек крепко держались за края ковра.

Внезапно рядом с ними из облака дыма возник джинн.

— Ну, оттуда я вас вынес, — поговорил он как ни в чем не бывало. — Надеюсь, теперь вы пожелаете где-то оказаться?

Прыщавый уже был готов назвать свое желание, но Малявка вцепился в его рукав.

— Погоди!

Чего было ждать? Прыщавый ласково улыбнулся своему спутнику и обратился к джинну:

— Джинн, отнеси нас... далеко-далеко!

Джафир недовольно скривился.

— Так, значит? Это и есть твое ЖЕЛАНИЕ?

Малявка подобрался поближе к другу — видимо, хотел остановить того, но Прыщавый только легонько отстранил малыша и взволнованно кивнул: