было пройти мимо меня, так что мне оставалось только стоять на месте и ждать, пока людской поток схлынет. Внезапно я почувствовал на своём запястье чьи-то холодные пальцы. Оглянувшись, я встретился взглядом с бледной девушкой с клыками характерной формы и глазами, горящими неестественным блеском. Она что-то сказала на незнакомом мне языке, кивая в направлении, куда шли все прочие — я попытался объяснить, что не понимаю, что устал и что у меня болит нога, но она в ответ только рассмеялась, коснулась моих губ увенчанным длинным чёрным ногтем пальцем и потащила меня за собой, милосердно позволив мне опереться на её руку. Я слишком устал и ослаб, чтобы сопротивляться, поэтому плёлся следом, надеясь, что эта затея быстро ей надоест. Это и впрямь произошло весьма скоро, но к тому времени меня уже вёл под уздцы какой-то полненький господин с бакенбардами, о чём-то увлечённо толкующий. Говорил он на том же странном языке, в моих комментариях не нуждался, и я лишь обречённо кивал, стараясь попадать в такт логическим ударениям.

Вокруг появлялось всё больше людей, чьё внимание я привлекал — в своей мирской одежде, растрёпанный и потерянный, я поневоле выделялся из толпы, так что вскоре буквально пошёл по рукам: меня представляли друг другу, хлопали по спине, целовали в артерию, шутливо щекотали ногтем по запястью, заставляли выпить шампанского. В конце концов, в моей голове установился плотный туман, и я, ничего уже не соображая, тупо плёлся туда же, куда и все, благодаря Бога за то, что алкоголь хоть немного притупил боль. Дорога, на счастье, оказалась недлинной, и вскоре толпа всосалась в неприятного вида церковь с каменным полом. Гости расселись, и появились брачующиеся.

Молодой был опрятным маленьким человечком, холёным, с усами в испанском стиле, и производил, в целом, приятное впечатление: румяный и круглолицый, он весело улыбался. Невеста, напротив, сразу привлекала внимание болезненной бледностью и подведёнными ярко глазами. Они прошествовали через зал рука об руку — пухлая ладонь жениха ласкала синие пальцы невесты — и встали напротив священника, седого старца лет семидесяти. Старик смотрел на молодую с явным неодобрением и даже что-то сказал жениху. В зале поднялся свист, пастырь покачал головой и, вздохнув, начал читать из книги.

Я огляделся — и наконец заметил в углах стражников: лица их были суровы, в руках поблескивало серебро. Старик дочитал до границы листа и дал поцеловать руку юноше, а затем, помедлив, подставил её молодой. Та приняла длань всеми пальцами и, вдруг оскалив клыки, сделала хищное движение головой, словно намереваясь вцепиться в плоть. Пастырь в ужасе отдёрнул руку, в зале произошло движение, и несколько луков оказались нацелены на девушку. Та, не двигаясь с места, медленно запрокинула голову и начала хохотать — неприятным смехом, но долго, заливисто и от души. Несколько нервных смешков раздались в зале и смолкли. Люди ждали.

Со второго раза невеста-таки коснулась губами руки проповедника — со своего места я мог видеть, как у того на лбу выступил пот. Обменявшись несколькими словами с брачующимися, пастырь снова начал что-то читать нараспев — судя по ритму, это был стих на венчание. Когда параграф закончился, старик перекинул страницу и принялся читать за упокой — даже не зная языка, ошибиться было нельзя. Я поглядел на окружающих — все слушали с таким видом, словно происходящее было абсолютно нормальным. Священник читал монотонно, размеренно, иногда брызгая вокруг себя святой водой — невеста вздрагивала, когда её кожи, шипя, касалась шальная капля, и лишь изредка огрызалась.

Наконец, с обрядовой частью было покончено. Молодые прошли через зал и спустились на улицу. Гости встали и потекли следом. Я думал остаться под видом пристроившегося к иконе, но меня снова решительно взяли за плечи и потащили по городу вместе со всеми. Дорога на этот раз оказалась гораздо длиннее, и я даже не удивился, когда процессия достигла кладбища и молодых повели в свежий маленький домик, выстроенный прямо среди могил.

Место брачной кровати занимал большой каменный гроб. Устроившись на мягких перинах, брачующиеся принимали последние поздравления — мужчины держались, женщины плакали. Меня тоже подвели к гробу и дали пожать руку жениху и чмокнуть невесту — я видел их в первый раз, но в свадебной кутерьме никому не было до этого дела. Затем на гроб начали опускать крышку — молодые улыбались, махали руками, хотя выражение лица жениха заметно порастеряло прежнее самодовольство, а в глазах невесты, напротив, проступило хищное торжество. С тяжёлым стуком крышка встала на своё место, и гости один за другим направились к выходу. Я двинулся вслед за всеми — за моей спиной стражники уже разливали вокруг керосин. Задержавшись в дверях, я услышал, как тяжёлая крышка вдруг вздрогнула — мне показалось, что из-под неё вырвался мужской крик. Последние гости кубарем выкатились наружу, один из стражников бросил факел — и вот всё здание запылало, охваченное огнём, являя картину страшную, но величественную.

Начинал капать дождь. Гости уже расходились — вампирша, первой обратившая на меня внимание, чмокнула меня в щёку и взмыла в воздух. Я стоял, не в силах оторвать взгляд от свадебного костра, и смотрел в огонь, пока не начали болеть глаза. Тогда, ослеплённый и выжатый, я присел на одну из соседних могил и, кажется, задремал.

***

Проснулся я от ясного ощущения, что на меня кто-то смотрит. Я повернул голову — у соседнего надгробия стоял, сложив на груди руки, высокий мужчина в тёмной одежде. Поза его была не лишена изящества, на лице играли отблески догорающего огня. Дождь всё шёл — я уже успел заметно промокнуть. Моей палки при мне не было. «Ну и нашёл же ты место спать!» — обругал я себя.

— Эй, друг! Тоже не спится? — окликнул меня мужчина, как мне показалось, достаточно дружелюбно.

Я развёл руками и пробормотал в ответ что-то невразумительное.

— Чего домой не идёшь? — спросил он.

Я развёл руки ещё шире. Человек прищурился:

— Не местный, что ли?

—