Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаю, ты это не воспринимаешь серьезно, а дело это серьезное.
— Серьезное в смысле деньжат, я бы так сказал. И свою долю получить мне, конечно, хочется. Хочу поговорить о другом.
— О чем же?
— Скажем, об Апшо.
Мал отложил бумаги и карандаш:
— Это теперь дело полиции Лос-Анджелеса.
— Босс, я уверен, что не он убил Найлза.
— С этим все покончено, Базз. Это дело рук Микки или Джека Д., а доказать нам это не удастся и за тысячу лет.
Базз присел рядом на софу. От нее пахло плесенью, кто-то из охотников за красными гасил сигареты об ее подлокотники.
— Мал, помнишь, Апшо говорил нам о личном деле, которое завел на убитых педов?
— Конечно помню.
— Его выкрали вместе с копией пакета документов по большому жюри.
— Что?
— Я знаю точно. Ты говорил, что полиция опечатала его квартиру, ничего не взяв, а я посмотрел его стол в отделении Западного Голливуда. Полно всяких бумаг, но ни одной по 187-му и большому жюри. Ты так увлекся охотой на красных, что, видно, не подумал об этом.
Мал постучал по руке Базза карандашом:
— Ты прав. А ты что задумал? Малыш в могиле, он погорел на том, что вскрыл ту квартиру. И это значило — конец карьере. А он мог бы стать лучшим из лучших. Жаль его, но он сам вырыл себе могилу.
Базз накрыл рукой руку Мала:
— Босс, это мы вырыли ему могилу. Ты с этой де Хейвен, а я… да что там… — Он выругался.
Мал высвободил руку.
— А ты что?
— Малыш все думал о Рейнольдсе Лофтисе. Вечером накануне его смерти мы говорили с ним по телефону. Он прочел в газетах про самоубийство Чарлза Хартшорна, там говорилось, что он был адвокатом Комитета защиты Сонной Лагуны, а Апшо разрабатывал его по убойному делу — Хартшорна однажды шантажировал один из убитых. Я рассказал ему, что Хартшорна еще в 44-м замели как педа вместе с Лофтисом, и малыш просто чуть с ума не сошел. Он не знал, что Хартшорн был связан с Сонной Лагуной, и это, кажется, его просто с ног свалило. Я спросил его, подозревает ли он Лофтиса, и он сказал: «Очень может быть».
— А ты не говорил об этом с Шортеллом?
— Нет, он в отпуске, в Монтане.
— А с Майком Брюнингом?
— Я ему не верю, не скажет он правды. Помнишь, Дэнни говорил, что он отлынивает и только мешает ему?
— Что же ты мне сразу не сказал, Микс!
— Да я все прикидывал, думал, как к этому лучше подойти.
— И как же? Базз усмехнулся:
— Может, Лофтис — главный подозреваемый, а может, и нет. Я достану убийцу педов, кто бы он ни был.
Теперь усмехнулся Мал:
— А дальше что?
— Арестую его или убью.
— Ты рехнулся.
— А я думал, может, ты тоже подключишься, У рехнувшегося капитана больше шансов…
— У меня большое жюри, Микс. А послезавтра — суд по опеке.
Базз хрустнул пальцами:
— Подключишься?
— Нет. Это чистое безумие. И ты не похож на человека, склонного сентиментальничать.
— Я считаю себя его должником. Оба мы должники.
— Ты совершаешь ошибку, Микс.
— Взгляни на это так, капитан: предположим, Лофтис — убийца-психопат. Ты берешь его до созыва большого жюри, и тогда УАЕС шустро низвергается вниз вместе с водой в унитазе.
Мал рассмеялся. Базз тоже рассмеялся:
— Нам понадобится всего неделька. Возьмем, что сможем из материалов большого жюри, поговорим с Шортеллом, узнаем, что есть у него. Берем Лофтиса, а дальше — как бог даст.
— Большое жюри — дело серьезное, Микс.
— Комми Лофтис, за которым числится четыре «мокряка», сделает тебя таким героем, что ни один судья в штате не посмеет вякнуть против тебя в деле об опеке. Подумай.
Мал переломил карандаш пополам.
— Мне нужна отсрочка суда, позарез нужна, а на Лофтиса мне наплевать.
— Значит, договорились?
— Не знаю.
Базз решил взять быка за рога:
— Ну хорошо, капитан. Я думал пронять тебя карьерой, но, видно, ошибся. Тогда подумай об Апшо.
Как важно ему было распутать это дело, и как ты вон из шкуры лез, посылая его против Клэр де Хейвен. Теперь подумай, что они с Лофтисом могли сделать с мальчишкой, что он после этого перерезал себе горло. Тогда ты…
Мал отвесил ему звонкую пощечину.
Базз еле сдержался, чтоб не дать сдачи.
Мал бросил листок с фамилиями на траву:
— Я с тобой. Но если из-за этого сорвется мое большое жюри, пеняй на себя! Это я тебе прямо говорю.
Базз улыбнулся:
— Слушаюсь, капитан!
— Значит, на этот раз, как я полагаю, ни обмана, ни притворства не будет, — сказала Клэр де Хейвен.
Слабенько для начала: Мал знал, что она раскрыла Апшо, но большое жюри уже на подходе.
— Нет. Дело касается четырех убийств.
— Вот как!
— Где Рейнольде Лофтис? Мне надо с ним побеседовать.
— Его нет, а я уже вам говорила, что ни он, ни я никаких имен не называем.
Когда Мал вошел в дом Клэр, он увидел на кресле «Геральд» за прошлую среду. Значит, она уже видела заметку о смерти Дэнни, которую сопровождало его фото в форме курсанта полицейской академии. Клэр закрыла дверь. Больше никакого притворства: она хочет знать, что ему надо. И он прямо сказал:
— Четыре убийства. Никакой политики, если только ваш рассказ это не опровергнет.
— Я же сказала, что не знаю, о чем вы. Мал указал на газету:
— Что вас заинтересовало в новостях за минувшую среду?
— Маленький некролог знакомому молодому человеку.
Мал решил подыграть:
— Что за человек?
— Думаю, лучше всего его характеризуют эпитеты: пугливый, бессильный, вероломный.
Язвительная эпитафия. Дорого бы дал он, чтобы узнать, что произошло между Дэнни и Клэр де Хейвен.
— Четыре человека изнасилованы и убиты. Политикой тут и не пахнет. Забудьте на время о своих коммунистических принципах и расскажите, что вам известно об этом? Что знает Рейнольде Лофтис?
Клэр подошла к нему вплотную, в лицо пахнуло ее духами:
— Вы подослали ко мне мальчишку, чтобы вытянуть из меня информацию, а теперь еще занимаетесь нравоучениями?
Мал крепко схватил ее за плечи. В уме, ценой ночного бдения над полицейскими рапортами — четкие и точные факты: