Что, если у каждого члена общества была бы страсть к хорошей жизни в смысле Аристотеля, Монтеня или Ницше и каждый молодой человек надеялся бы на карьеру в экономике, приспособленной к динамизму, то есть к полной возможностей придумывать новые идеи, а также разрабатывать, выпускать и внедрять новые продукты, к которым эти новые идеи приводят? Для такого общества любая хорошая экономика должна была бы быть хорошо работающей современной экономикой того или иного рода. Любая экономика, которая не предлагала бы своим будущим участникам подобные возможности, подавляя тем самым их надежды на хорошую жизнь, была бы несправедливой с точки зрения Ролза и многих других авторов. Но какой должна быть современная экономика, чтобы считаться справедливой?

Чтобы получить ответы на вопросы о ролзовской экономической справедливости в такой экономике, гражданин мог бы спросить самого себя, как он ответил бы на этот вопрос с точки зрения ролзовской изначальной позиции: он знает, что будет стремиться к хорошей жизни, но не знает, насколько он будет одарен воображением, любознательностью, интуицией, духом первопроходчества и другими ценными для такой жизни качествами. Далее, по логике, в этой изначальной позиции он должен предпочесть наиболее широкие возможности начать собственное дело, наибольшую доступность капитала в финансовом секторе, а также правовую защиту. Короче говоря, он должен предпочесть равные возможности: если они будут неравными, он может оказаться одним из исключенных. (Также он отдаст предпочтение позитивной дискриминации, предвидя, что он может оказаться одним из тех, чей доступ к социальным благам может быть ограничен.)

Что могла бы означать в современной экономике справедливость в распределении дохода? Современная экономика стремится к необычайно большому доходу, то есть к доходам намного выше среднего и прибыли с капитала, получаемой в ожидании доходов, причем этот доход попадает к тем, чьи новые идеи, предпринимательские методы или маркетинг достигли успешного внедрения на рынке. Поскольку тем, кто работает под руководством предпринимателя, получает заработную плату в ожидании возможного коммерческого успеха, приходится иметь дело с убытками и уменьшением объема капитала. Различные части этих доходов могут тратиться или накапливаться для оплаты использования новых продуктов других людей или для помощи в финансировании следующего собственного инновационного предприятия, а также для финансирования чьего-то чужого нового проекта. То есть здесь имеет место экономический кругооборот. Таким образом, доход и богатство будут высоко цениться, даже если материальный капитал не окажется слишком важным. Гражданин, который ставит самого себя в ролзовскую изначальную позицию, мог бы сначала выступить против обложения налогом выигрышей победителей, с помощью которого должны смягчаться потери проигравших. Однако, подумав еще немного, он мог бы понять, что такое перераспределение будет стимулировать рискованные инициативы в частном секторе: правительство, как партнер, разделяющий выигрыши и проигрыши, снижает риск частных сторон. Но, если он продумает этот вопрос еще глубже, этот гражданин в изначальной позиции может спросить себя, почему общество вообще должно стимулировать рискованные инициативы. Почему я должен желать того, чтобы государство стимулировало больше инвестиций с крайне высоким уровнем риска и просто спекуляции, если я просто хочу работать в динамичной экономике? Возможно также, мне нравится само возбуждение, которое рождается из прыжка веры, устремленного в неизвестность. Так что гражданин, знающий, что такое хорошая жизнь, но не знающий свои собственные сильные стороны, не будет заинтересован в том, чтобы государство забирало долю доходов ради смягчения потерь, и тем более он не будет заинтересован в том, чтобы государство компенсировало убытки по провалившимся инвестициям, которые не имели ничего общего с инновацией.

Считается, что обложение налогом прибылей нужно для обеспечения справедливого отношения к работникам, а не для облегчения положения провалившихся инноваторов. Хотя книга Ролза посвящена справедливой заработной плате, она сосредоточена на перераспределении обычного дохода — в частности, перераспределении дохода с заработной платы от работников с высокими доходами к работникам с низкими доходами[230]. Дохода в форме прибыли не существует в несовременной и даже классической экономике, которая определяет базовые координаты книги Ролза, а также других основных работ по государственным финансам, если не брать прибыли с монополий, которые в данном случае являются для нас второстепенным вопросом. Однако предмет экономической справедливости, то есть экономика динамизма, приводит к вопросу о налогообложении прибылей с инноваций, необходимом для субсидирования рабочей силы. (Отметим, что любой итоговый прирост в доходе с заработной платы после уплаты налогов и получения субсидий, в свою очередь, сделает возможным более высокий общий налог на труд, на основе которого можно финансировать субсидии для более высокой занятости среди неимущих.) Однако эта золотая жила представляет собой химеру. Нет эмпирических доказательств того, что налогообложение получателей прибылей увеличивает доходы, позволяющие повысить плату для работников с низкими заработками. Теоретически возможно, что обложение налогом прибылей в конечном счете понижает заработную плату, поскольку оно снижает будущие уровни производительности больше, чем повышает заработную плату за счет сбора больших поступлений на любом уровне национального производства и национального дохода. Поэтому мы не можем делать вывод о том, что справедливое налогообложение, даже если придерживаться ролзовской точки зрения на уровни заработной платы, требовало бы налогообложения прибылей с инновации.

Более фундаментальное значение имеет то, что в актуальных условиях, в которых все люди стремятся к аристотелевской хорошей жизни, неясно, должны ли все налоговые поступления направляться на увеличение заработной платы наименее обеспеченных участников за счет субсидирования занятости. Возможно, они и сами хотели бы, чтобы налоговые поступления использовались для повышения динамизма экономики, а не для субсидирования их занятости. Даже если наименее обеспеченных интересует только их заработная плата, могут существовать государственные проекты, которые приносят больше пользы в плане увеличения занятости низкооплачиваемых работников, а потому в большей степени повышают планку наиболее низкой заработной платы, чем могло бы сделать субсидирование занятости. К таким государственным проектам можно было бы отнести те, что сняли бы значительные препятствия на пути к эффективности и динамизму. К сожалению, наименее обеспеченных принято считать, пользуясь термином Маркса, «люмпен-пролетариатом», которому почти все безразлично, а не людьми с нормальными желаниями, которые в определенной степени увлечены своим делом и рады задачам и возможностям, связанным с ним. Этот взгляд заставил разработчиков экономической политики ролзовского направления принять ту посылку, будто для наименее обеспеченных ценность может представлять лишь заработная плата. Тот факт, что работники, в том числе самые низкооплачиваемые, имеют интересы помимо своей заработной платы, свидетельствует о том, что они, возможно, не выбрали бы тот вариант, при котором правительство тратит все свои налоговые поступления на их субсидирование. Возможно, у них есть интерес к национальному проекту, который захватывает их воображение. Слишком узкий подход — считать, будто принципы ролзовской справедливости выполнены, если есть годовой бюджет, который расчищает все препятствия для эффективности и динамизма, возникшие в прошлом году, а потом направляет на субсидирование занятости все средства, оставшиеся от бюджета, если от него вообще что-то осталось.