Субудай снова обвел взглядом толпу, и она затихла.

– Мне нужен один дервиш. Его зовут… Как его зовут? – повернулся Субудай-багатур к толмачу.

– Хаджи Рахим из Багдада! Кто его знает?

– Мы не знаем его! Он не наш! Выбери вместо него кого хочешь из нас. Мы будем верно служить тебе!

Субудай ждал, когда дервиши замолчат.

– Вы все вместе не стоите его одного. Молчите, кто не знает. Пусть кричит тот, кто знает!

– Я знаю! Я скажу!

Сквозь толпу протиснулся старик. Он подошел к Субудай-багатуру, трясущимися руками вынул из красного платка большого облезлого петуха почти без перьев, с мясистым, свалившимся на сторону красным гребнем.

– Ты великий полководец! – завопил старик. – Ты пройдешь через степи и реки! Ты победишь весь мир! Ты первый из первых полководцев! Прими от меня первого из первых петухов! Он поет, как святой азанчи на минарете, всегда в одно и то же время и громче других петухов! Он будет восхвалять твои подвиги перед восходом солнца! Он принесет тебе новую славу!

Старик поставил петуха перед багатуром. Долговязый петух сделал несколько шагов, высоко поднимая длинные, тонкие ноги.

Что-то вроде улыбки искривило лицо полководца.

– Я спросил: где дервиш Хаджи Рахим?

– Я скажу, где он. Недалеко. Он лежит больной в моей юрте, в юрте старого честного труженика, твоего слуги, Назара-Кяризека. Его избили сыны шайтана, чьи-то нукеры.

Субудай-багатур сдвинул брови:

– Толмач! Возьми двух нукеров и поезжай за стариком. Привези ко мне Хаджи Рахима. Не отпускай этого старика ни на шаг. Если он соврал, пусть нукеры выбьют из него пыль.

– Будет сделано, великий!

Субудай повернулся к юрте, но остановился:

– Я беру этого голого петуха. Что ты хочешь за него?

– Я прошу только одного: возьми меня с собой в поход!

– Приведи сперва мудреца Хаджи Рахима.

Субудай направился к юрте шаркающими шагами. Дервиши завопили:

– Кто накормит нас сегодня? Зачем ты призвал нас?

Субудай пробормотал толмачу несколько слов.

– Тише! – крикнул толмач. – Субудай-багатур приказал, чтобы вы крепко молились об удачном походе. Кто из вас хочет отправиться в поход на Запад, может идти, но кормиться должен сам.

– Ты все можешь! Ты великий! Прикажи сегодня накормить нас…

Субудай-багатур ответил:

– Я никого кормить не могу. Я только воин, нукер на службе у моего хана. Вы, святые праведники, пойдите в Сыгнак к богатым купцам и скажите им, что начальник монгольского войска приказал купцам всех вас сегодня накормить.

Дервиши снова запели и с гулом и криками нестройной толпой направились по степи обратно к Сыгнаку.

Мы бросим народам грозу и пламя —

Несущие смерть Чингисхана сыны.

Из древней монгольской песни

Монгольские заставы с удивлением пропускали странных путников, направлявшихся к юрте главного полководца Субудай-багатура. Впереди шел тощий дервиш в высоком колпаке с белой повязкой паломника из Мекки. Его можно было бы принять за обыкновенного дорожного нищего, если бы не просторный шелковый синий чапан с рубиновыми пуговицами, оправленными в золото. Через плечо висела сумка, из которой высовывалась книга в кожаном переплете с медными застежками. В руке он держал длинный посох и сплетенный из тростника фонарь с толстой восковой свечой. За дервишем плелся старик в козловой шубе, с кривой саблей на поясе. За стариком ехали рядом на небольших серых конях молодой толмач и два монгольских нукера. Оба монгола без конца тянули заунывную песню. Приближаясь к заставе, они кричали: «Внимание и повиновение!» – и затем снова продолжали протяжную песню. Дервиш, приближаясь к дозорным, сдвигал на затылок колпак, и на лбу его блестела овальная золотая пайцза[233]с изображением летящего сокола.

Дозорные смотрели разинув рты и спрашивали вдогонку:

– Идет к самому?

– А то к кому же!

Возле юрты полководца Субудай-багатура дервиш остановился. Два огромных рыжих волкодава, гремя цепями, прыгали на месте, давясь от злобного лая.

Дервиш долго стоял задумавшись, опираясь на посох. Из юрты послышался голос:

– Пусть учитель войдет!

Дозорный, стоявший рядом, толкнул копьем неподвижного дервиша и указал на вход.

В юрте на ковре сидело несколько военачальников, склонившись над круглым листом пергамента, где начерчены были горы, черные линии рек и маленькие кружки с названиями городов.

Толстый сутулый Субудай-багатур поднял загорелое лицо, уставился на мгновение выпученным глазом на дервиша и снова склонился к пергаменту, тыча в него корявым коротким пальцем:

– Вы видите: от Сыгнака до великой реки Итиль[234]для каравана сорок дней пути. Нам же придется идти в два-три раза дольше. Как только выберем джихангира[235], войско выступит.

– Да помогут нам заоблачные небожители! – воскликнули монголы, встали и, прижимая руки к груди, один за другим вышли из юрты.

Субудай-багатур остался один на ковре. Он прищурил глаз, всматриваясь, точно стараясь проникнуть в тайные думы дервиша. Хаджи Рахим стоял неподвижно, спокойно выдерживая взгляд полководца, прославленного победами, известного своей беспощадной жестокостью при подавлении врагов и при разгроме мирных городов.

– Я слышал о тебе, что ты знаешь многое?

– Всю жизнь я учусь, – ответил Хаджи Рахим. – Но знаю только ничтожную крупинку премудрости вселенной.

Субудай продолжал:

– Ты был первым учителем моего воспитанника. Я вожу его с собой уже десять лет через земли многих народов. Он в седле учился быть воином и полководцем. Ты слышал об этом?

– Теперь услышал.

– Я хочу, чтобы он закончил великие дела, которые не успел выполнить его дед, Священный Потрясатель вселенной[236]. Я слышал однажды, давно, как ты рассказывал о храбром полководце Искендере Зуль-Карнайне[237]. Он тоже начал походы юношей. У него были опытные в военном деле советники, которые оберегали его…