В 920 Монзиков проснулся от того, что его, сонного и ещё немного мокрого двое моряков пытались вытащить из лодки и перенести на палубу сухогруза. Операция происходила под пристальным вниманием всей команды. Даже мотористы вылезли на палубу поглазеть на морское чудо.

– Ну, и как же ты тут оказался, болезный? – первым спросил у адвоката маленький, толстенький, абсолютно лысый, с большими рыжими усами капитан судна, которому на вид было между 40 и 70 годами.

– А где это я? А? – Монзиков пытался сообразить, но на ум ничего не приходило. Это потом, после сытного завтрака он начнет вспоминать все детали своего падения в море и чудесного спасения в маленькой лодке, а пока он беспомощно озирался по сторонам, шмыгал носом и пытался левой рукой устранить сильный зуд в паху.

– Что, чешется? – хидничал боцман, первым заметивший человека в лодке.

– А ты как думаешь? А? Я же ведь ещё мокрый и, это… Понимаешь мою мысль, а? – Монзиков артистично ударил правой рукой себя по брюху, отчего раздался глухой гул, словно ударили по рваному барабану.

Погода была отличная, солнце шпарило с такой силой, что пот струился на лицах команды ручьями. Палуба парила и казалось, что это не судно, а большая-большая сковородка, на которой должны были что-то изжарить. Кругом была только бескрайняя синь Средиземного моря. На горизонте, как ни странно, не было видно ни одного судна, ни одной буровой вышки, которых в этих краях встречается нимало.

Примерно в 1100 Монзиков, плотно позавтракавший, выкуривший с пяток хороших сигарет, веселил своими байками команду сухогруза. Никто ему не верил, но все слушали с неподдельным интересом, особенно ту часть рассказа, где Монзиков одолел турецкого педика.

– Ладно, корешок, – обратился с вопросом к Монзикову капитан, когда тот, закончил свое повествование и взялся за очередную сигарету, – что делать-то будешь, а? Мы можем тебя высадить в Триполи, можем в Хайфе. Где тебе удобнее? – капитан искренне хотел помочь адвокату, хотя он ему и не понравился из-за своего вранья. – Мы должны будем разгрузиться в этих портах, а затем пойдем через Суэцкий канал в Аден. «Миндальный» простоит в Триполи и Хайфе в общей сложности дня три-четыре, а в Адене будем уже через пару недель.

– У жидов и арабов мне делать нечего. Догнал, а? – Монзиков говорил медленно, постоянно щурясь и теребя свои пшеничные усы. – Я, пожалуй, сойду в Египте. Понимаешь мою мысль, а?

– Так Египет же – это самые настоящие арабы! – удивился не на шутку капитан «Миндального». – И потом, как мы тебя будем провозить, когда нас будут досматривать?

– Не бзди, батя! – успокоил капитана Монзиков, в ещё мокрой после душа голове которого уже родился хитроумный план возвращения на родину.

Суть плана сводилась к тому, что в Египте могли отдыхать потенциальные богатые клиенты, которые и должны были, по мнению адвоката, оплатить чудесное возвращение Монзикова в Россию. Даже если до Египта с ним ничего не случится, т. е. он не сможет улететь в Москву или Новосибирск или ещё куда-либо, то в Египте он уж точно не пропадет. Это-то он знал как «Отче наш».

За время пребывания на борту сухогруза Монзиков познакомился с каждым из небольшой команды. Более того, пару раз он покушался на ночлег у толстой буфетчицы Нины, которая, почему-то, всё время адвоката посылала на три буквы. Александр Васильевич особо не расстраивался, поскольку голова его была забита всевозможными идеями по возвращению на родину.

260 тыс. жителей г. Триполи уже давно совершили намаз и каждый занимался своим делом. В отличие от Трабзона в Триполи на каждом углу что-то жарили, что-то варили. Повсюду стоял аромат жареной баранины, куры и всевозможных специй, отчего желудок давал о себе знать и пройти мимо вкусной еды, не попробовав и не купив хоть что-нибудь, было просто не возможно. На востоке у арабов кухня славится тем, что не бывает плохих блюд. Арабы, все без исключения, постоянно что-то жуют. Идет арапчонок в школу и по пути обязательно купит какую-нибудь вкуснятину. Идет мамашка с детьми и непременно угостится превосходными конфетами или обалденно вкусной шаурмой[39]. Ливанцы, а их в стране чуть более 3,5 млн. человек, очень хорошо умеют торговаться. Торгуются все и по любому поводу. Ни в одной арабской стране.

Вы, дорогой читатель, не увидите ценника на товаре. А если даже и будет ценник, то это ровным счетом ничего не значит, поскольку вещь может быть продана за цену, меньшую в 10-20 раз. Это удивительно, но чем больше покупатель торгуется с продавцом, тем большую симпатию он вызывает у окружающих, особенно у самого продавца. Торгуются арабы шумно, энергично, напористо. Говорят они много и быстро, активно жестикулируя и, то и дело, трогая покупателя то за плечо, то за руку, то слегка подталкивают в спину или в грудь. Но делают они это не оскорбительно, а с арабским почтением и большим вниманием. В принципе, арабы не любят только евреев, американцев и христиан. Когда они видят белого иностранца, то для них очень важно сразу определить – с какой страны он прибыл и куда затем собирается, а также что ему надо купить.

Утомленный морскими прогулками на яхте, лодке и сухогрузе Монзиков, без денег и документов, шлялся по бесконечно длинному базару в поисках какого-то гешефта. Он и сам не знал, что ему было нужно, но сидеть на борту разгружавшегося судна он не хотел. Рыжие пшеничные усы, вьющиеся волосы, сине-голубые с серым оттенком глаза, небольшой животик и здоровенная задница в сочетании с толстыми губами и носом с горбинкой – всё выдавало в адвокате ЕВРЕЯ. Монзиков не знал ни одного иностранного языка, зато все ливанцы знали русских евреев, от которых страдал весь арабский мир. Один из самых больших парадоксов 20-21 столетия заключается в том, что 4,5 млн. евреев Израиля терроризируют и держат в страхе весь арабский мир. Евреев боятся и ненавидят, их слушают и им всё время пакостят. Это только на первый взгляд кажется, что арабы – полные идиоты. Арабская музыка, арабская культура – это всё достаточно примитивно для любого образованного человека (!) по сравнению с европейской цивилизацией. Но у арабов есть очень много и такого, чего не хватает европейцам, и что делает их не только равными, но и более счастливыми в этой нелегкой жизни. Но об этом чуть позже, а пока Александр Васильевич праздно шатался по центральному базару, расположенному неподалеку от морского порта. То и дело он останавливался у очередного продавца кальяна, чтобы на халяву насладиться ароматом шиши с добавками груши или сливы. Продавцы всерьез Монзикова не воспринимали, однако и не отказывали ему в праве попробовать товар. Может быть оттого, что адвоката тыкнуло практически сразу же после первых затяжек еще при входе на базар, Монзиков и не заметил всеобщего враждебного к себе отношения арабов. Вид у него был такой, что к арабской неприязни примешивалось чувство сострадания и жалости при виде никчемной, слегка заплетающейся походки одинокого еврея, который всё время что-то пробовал, трогал и разглядывал с нахальным, если не сказать более того – наглым интересом. И всё бы было ничего, если бы Монзикова почему-то вдруг не потянуло на карты, лежавшие на самом видном месте у одного старца среди прочей арабской мелочи.