Французский наблюдатель и исследователь этой войны так описал решающий момент сражения: «…этот начальник, окруженный в своей боевой рубке окровавленными осколками, видит, как нетронутая русская линия удваивает огонь: он видит опустошенные палубы судов, следующих за ним и в особенности ужасный поражающий вид «Микасы». Он видит, как адмирал Витгефт, уже окончательно оставивший мысль об отступлении, приближается к нему, смело идет в бой, решившись похоронить себя вместе со своим флотом, чтобы спасти судьбу войны и честь России. Адмирал Того предвидит возможную, близкую неминуемую кровавую стычку, драму полную крови, смерти, в которой обе эскадры погибнут, но в то же время оставят море свободным для русского флота, который в настоящее момент готовится выйти из Либавы… и он дает сигнал приготовиться к отступлению. В эту минуту, полную трагизма, адмирал Того сознавал, что его эскадра достигла высшего крайнего предела выносливости, это же сознание и в той же мере переживалось и на русских судах»{1515}.

Командующий русской эскадрой находился на мостике, отказавшись уйти в рубку. На просьбу сделать это, адмирал ответил, что ему все равно, где умирать. Именно в решающий для боя момент, в 18.00, над мостиком взорвался 12-дюймовый снаряд. Чудовищный силы удар разорвал Витгефта на части, от его тела осталась только нога. Были убиты флагманский штурман и флаг-офицер эскадры, ранены начальник штаба и ряд офицеров. Еще через 5 минут была повреждена боевая рубка «Цесаревича», погибли рулевой и старший штурман, ранен командир корабля и старшие офицеры. Флагман вышел из строя и начал описывать циркуляцию. Поднять сигнал «Не могу управляться» было некому. Положение спас эскадренный броненосец «Ретвизан», вышедший на таранную атаку «Микаса» и отвлекший на себя огонь противника{1516}.

Командир «Ретвизана» капитан 1-го ранга Э. Н. Щенснович неоднократно мечтал протаранить флагманский корабль противника{1517}. Теперь он получил возможность реализовать этот план. Броненосец оказался под огнем всех кораблей Того. Обстрел, по свидетельству участника боя, был чрезвычайно интенсивным: «Временами «Ретвизан», весь с мачтами, исчезает в гигантском куполе столбов воды, дыма и взлетающей пены»{1518}. Корабль не получил ни одного попадания тяжелой артиллерии, но осколок взорвавшегося в воздухе снаряда попал в броневую рубку. Щенснович получил легкое ранение головы и тяжелую контузию живота. «Ретвизан» вышел из атаки. Далее рисковать никто не хотел, тем более, что японцы прекратили обстрел русского флагмана, а «Микаса» свернул с курса. Японские корабли последовали за ним{1519}.

Часть русской эскадры тем временем автоматически последовала за своим флагманом, часть начала маневр, избегая столкновения с «Цесаревичем». Русский строй нарушился, чем немедленно воспользовались японцы{1520}. Совершив поворот, они вновь преградили нашим кораблям курс на север{1521}. Как боевая и слаженная боевая единица японский флот оказался несравненно более крепче русского. «И истинная причина нашего поражения — совсем не материальные нехватки и потери в бою, а именно совершенное отсутствие эскадренной организации. — Вспоминал участник этого боя лейтенант Н. В. Иениш. — Нас разбили не японцы, а мы сами погубили себя»{1522}. Ни одна из эскадр не потеряла ни одного корабля, но сражение было выиграно японцами, заставившими русский флот отступить. Именно такую задачу поставил перед началом сражения японский адмирал, в планы которого не входил риск сражения, в котором он мог проиграть контроль над морем, а следовательно — войну. В ночь перед выходом русских кораблей у Порт-Артура японцами было поставлено минное заграждение, и Того рассчитывал заставить Витгефта вернуться, а в случае подрыва русских кораблей развить свой успех атакой миноносцев{1523}.

Но если план японского командующего не был полностью реализован, то план погибшего русского флагмана был полностью сорван. Уже в 18.05 строй нашей эскадры пришел в полный беспорядок. На «Цесаревиче» был поднят сигнал «Адмирал передает командование контр-адмиралу князю Ухтомскому», который был прочитан на эскадренном броненосце «Пересвет», где находился младший флагман, как «Адмирал передает начальство…». Больше информации не было. Это положение было несколько исправлено поднятием на «Пересвете» сигнала контр-адмирала П. П. Ухтомского: «Следовать за мной». Однако, поскольку на мачтах корабля были перебиты стеньги, то сигнал был привязан к поручням мостика, и его почти никто не разобрал. «Разновременно и беспорядочно» броненосцы стали поворачивать назад. Отсутствие надежной связи и единого командования в русской эскадре на финале сражения привело к тому, что решение о пункте возвращения в какой-то момент принималось отдельными командирами{1524}.

«Его (т. е. противника. — А.О.) суда, — гласит официальная японская версия войны на море, — благодаря нарушению строя, казалось, не имели в этот момент определенного намерения и каждый действовал самостоятельно»{1525}. Общие потери японцев в бою составили 170 человек{1526}. Ни один корабль в ходя боя не был потоплен, но результатом его было уничтожение русской эскадры как силы, которая могла бросить вызов японскому флоту в борьбе за обладание морем. Царил полный беспорядок. Броненосцы «Пересвет», «Победа» и Полтава», сопровождаемые миноносцем «Властный», отступали в Порт-Артур. Часть крейсеров и броненосцев была потеряна из виду — они двигались собственным маршрутом. К утру 29 июля(11 августа) к остаткам эскадры у Порт-Артура присоединились броненосцы «Ретвизан», «Севастополь», крейсер «Паллада» и миноносцы «Выносливый» и «Бойкий»{1527}. Русские корабли подходили к Порт-Артуру с разных сторон, на их корпусах были ясно видны следы многочисленных попаданий снарядов противника{1528}.