Успеху монетарной политики ФРС способствовали достижения неолиберальной революции президента Р. Рейгана, получившей собственное название — «рейганомики»[175]. Свои взгляды президент Рейган выразил уже в своей первой инаугурационной речи: «Во время кризиса правительство не решение, правительство — это и есть проблема». «Рейганомика» последовательно шла к отказу от постулатов кейнсианства и рузвельтивизма, в сторону идей «чикагской школы». «Рейганомика», за счет снижения налогов, прежде всего для наиболее обеспеченных слоев общества, зарплат и социальных расходов для всех остальных, а также рекордного для мирного времени увеличения военных расходов (на 40% с 1981 по 1985 г.) и государственного долга (на 188% с 1980 по 1988 г.) стимулировала рост, как спроса, так и финансового рычага, а за счет все большего дерегулирования экономики повышала уровень конкуренции и частной инициативы. В дальнейшем эта политика будет в значительной мере углублена и расширена при президенте Дж. Буше{1326}.

Не меньший, если не больший вклад в успех монетарных реформ внесла «компьютерная революция» 1990-х гг., по масштабу и значению сопоставимая только с английской «промышленной революцией», открывшая новый виток развития человеческой цивилизации. Экономический бум способствовал «компьютерной революции», а она, в свою очередь, способствовала буму. Благодаря «компьютерной революции» федеральный бюджет США впервые за многие десятилетия стал профицитным (1998–2001 гг.). Бум технологических компаний вновь возбудил дух спекулятивной лихорадки на фондовом рынке. За время компьютерной революции число американских семей, разместивших свои сбережения в акциях, выросло с 27,8% в 1989 г. до 53,9% в 1998 г. Что почти в 10 раз больше чем накануне краха 1929 г., тогда в игре на рынке акций участвовало всего лишь около 5% американских семей.

Эпоха процветания, по мнению Р. Шиллера, автора книги «Иррациональная эйфория», произвела коренные изменения в психологии американцев: «В 1990-е г. случилось то, что люди действительно поверили в наступление новой эпохи и охотно шли на такой риск, которого никогда не допустил бы ни один разумный человек… люди не считали, что нужно делать сбережения на будущее. Они тратили все до гроша, потому, что решили, что будущее гарантировано»{1327}.

Однако неожиданно будущее оказалось под угрозой: бум роста высокотехнологичных компаний, поощряемый расширением денежной базы, привел к надуванию фондового пузыря на рынке доткомов. Пузырь лопнул в начале 2000 г., с марта 2000 г. по октябрь 2002 г. стоимость акций высокотехнологичных компаний упала на 78%[176]. Бюджет снова стал дефицитным, а Америка снова начала было погружение в депрессию.

Но внезапно в Америке начался новый бум, на этот раз на рынке недвижимости, ставший новым двигателем американского роста. Как отмечал Р. Самюэлсон в 2002 г.: «Бум на рынке жилья спас экономику…[177]Наигравшись на рынке акций, американцы устроили оргию на рынке недвижимости. Мы поднимали цены, пускали дома под снос и подсчитывали барыши»{1328}. Игра затягивала в свои сети не только простых американцев и финансовые компании, но и таких промышленных гигантов, как General Motors, 70% прибыли которой в 2004 г. дала не продажа автомобилей, а выдача ипотечных кредитов{1329}.

Для того чтобы подстраховаться от возможных финансовых рисков был использован институт деривативов — производных финансовых инструментов. А. Гринспен по поводу одного из наиболее рискованных видов деривативов — дефолтных свопов[178], замечал: «Рыночный инструмент, позволяющий кредиторам с высокой долей заемных средств передавать риск третьей стороне, может иметь критическое значение для экономической стабильности, особенно в глобализированной среде. Дефолтные свопы, появившиеся в ответ на такую потребность, мгновенно завоевали рынок»[179].{1330}

Некоторое беспокойство вызывало только нарастание долговой нагрузки. Однако, полагал Гринспен, при оценке этого «фундаментального факта современной жизни», следует читывать, что «в условиях рыночной экономики повышение долгового бремени неразрывно связано с прогрессом. Долг почти всегда возрастает по отношению к доходу по мере углубления разделения труда и специализации, повышения производительности и, соответственно, роста размера активов и обязательств, выраженного в виде процента от дохода. Иными словами, сам по себе рост отношения долга домохозяйств к их доходу или совокупного нефинансового долга к ВВП не является индикатором экономических проблем»{1331}.

Бескризисное процветание американской экономики продолжалось почти 15 лет, что дало повод лауреату Нобелевской премии Р. Лукасу в 2003 г. заявить: «Центральная проблема недопущения депрессии решена, если говорить о ней на практическом уровне»{1332}. На следующий год будущий наследник Гринспена на посту председателя ФРС Б. Бернанке выступит с речью «Великое умиротворение», в которой будет утверждать, что современная макроэкономическая политика решила проблему делового цикла (т.е. вызванных им кризисов){1333}.