Разум Фейна, едва коснувшись, устремился прочь от мучительных воспоминаний о том, что с ним сделали в Бездне. Из него по капле выжали его сущность и воссоздали его заново. Но позже, в Аридоле, он переродился. Возродился, дабы поразить и уничтожить всех своих врагов — и старых, и новых.

Шагая крадучись по пустынным ночным переходам Башни, Фейн чувствовал и еще кое-что — ту вещь, которая принадлежала ему и которую у него украли. То, что влекло Фейна в эти мгновения, было сильнее всего прочего. С этим влечением не сравнится ни желание смерти Ранда ал'Тора, ни стремление уничтожить Башню, даже месть своему давнишнему врагу тускнела перед этой жаждой. Жгучее желание вновь стать цельным.

Тяжелая, обшитая панелями дверь с массивными петлями была обита железными полосами, в толстое дерево врезан черный железный замок не меньше головы Фейна. Вообще говоря, в Башне запирались на ключ немногие двери — кто бы осмелился воровать в самой гуще Айз Седай? Однако кое-какие вещи Башня считала слишком опасными, чтобы к ним мог приблизиться всякий. Самые опасные предметы хранились именно за этой дверью, под охраной крепкого замка.

Тихонько хихикая, Фейн достал из кармана два тоненьких изогнутых металлических стерженька, вставил их в замочную скважину, начал нащупывать, нажимать, проворачивать. Негромкий щелчок — язычок замка отошел. Фейн привалился к двери, сипло смеясь. Под охраной крепкого замка. Окруженный могуществом Айз Седай — и под защитой простого куска металла. К этому часу даже служанки и послушницы наверняка закончили свои дневные работы, но мало ли что — кому-то не спится, кто-то может просто случайно пройти мимо. Фейн, которого время от времени по-прежнему сотрясали судороги веселья, сунул отмычки обратно в карман, извлек толстую восковую свечу, запалил фитиль от ближнего светильника.

Фейн затворил за собой дверь и, высоко подняв свечу, огляделся. Вдоль стен тянулись полки, на которых стояли простые ящики и богато инкрустированные ларцы всевозможных форм и размеров, маленькие фигурки из обычной и драгоценной поделочной кости, статуэтки из каких-то материалов потемнее; в пламени свечи поблескивали предметы из металла и стекла, хрустальные и кристаллические вещицы. С виду ни одна опасной не казалась. На полках и на всех сокровищах тонким слоем лежала пыль. Сюда даже Айз Седай заходили редко, и никого другого в эту кладовую они не пускали.

Фейн открыл стоящий на полке на уровне пояса ящичек темного металла. В пространстве, тесно сжатом толстыми, в два дюйма свинца каждая, стенками еле помещался изогнутый кинжал в золотых ножнах, в навершие его рукояти был вделан крупный рубин. Но ни золото, ни тускло блеснувший, точно густая кровь, рубин нисколько не интересовали Фейна. Он торопливо накапал на полку возле ящичка немного горячего воска, укрепил свечу и алчно схватил кинжал.

Едва коснувшись кинжала, Фейн с облегчением вздохнул и чуть ли не в истоме потянулся. Он вновь стал цельным — един с тем, с чем был связан так давно, воссоединившись с тем, что самым настоящим образом дало ему жизнь.

Слабо скрипнули железные петли, и Фейн метнулся к двери, размахивая перед собой искривленным клинком. Светлокожая молодая женщина, открывшая дверь, успела только охнуть и попыталась отскочить, но Фейн полоснул ее по щеке. В тот же миг он отбросил ножны и, схватив женщину за руку, рванул ее в кладовую. Высунув голову за дверь, Фейн всмотрелся в оба конца коридора. По-прежнему пусто.

Не очень-то спеша, Фейн втянул голову обратно и закрыл дверь. Он знал, что увидит, когда оглянется.

Молодая женщина билась на каменном полу, безуспешно пытаясь закричать. Ее руки, прижатые к лицу, уже почернели и безобразно раздулись, темная опухоль наползала на плечи, растекаясь, точно густое масло. Снежно-белые юбки, отороченные по подолу разноцветными полосками, взметнулись, когда она без толку засучила ногами. Фейн слизнул с ладони брызги крови и, хихикнув, нашарил на полу ножны.

— Ты болван.

Фейн развернулся, вытягивая руку с кинжалом, но воздух вокруг него будто затвердел, плотно обхватил от шеи до подметок сапог. Так он и застыл, стоя на цыпочках, чуть ли не вися в воздухе, выставив готовый к удару кинжал и глядя на Алвиарин. А та закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, рассматривая Фейна. На сей раз петли не скрипнули. Тихое шарканье мягких туфель по каменному полу не замаскировало бы скрипа. Фейн сморгнул капельки пота, внезапно обжегшие глаза.

— Неужели ты вправду полагаешь, — продолжила Алвиарин, — что у этой комнаты нет охраны, что за ней нет надзора? На этот замок был наложен малый страж. Следить за ним сегодня ночью и вменялось в обязанность этой юной дурочке. Поступи она как положено, и в эту минуту за порогом тебя поджидали бы с дюжину Стражей и не меньше Айз Седай. Вот за свою глупость она и поплатилась.

Звуки агонии позади Фейна стихли, и он сузил глаза. Алвиарин была не из Желтой Айя, но она все равно должна была попытаться Исцелить девушку. И тревогу, как обязана была сделать Принятая, эта Айз Седай не поднимала, иначе она оказалась бы тут не одна.

— Ты из Черной Айя, — прошептал Фейн.

— Опасное обвинение, — спокойно заметила Алвиарин, оставив, правда, неясным, для кого из них оно опасно. — Суан Санчей, когда ее подвергли допросу, пыталась утверждать, будто Черные Айя существуют. Она умоляла, чтобы ей позволили рассказать нам о них. Но Элайда не пожелала об этом слышать и не услышала. Байки о Черных Айя — подлая клевета на Башню.

— Ты из Черной Айя, — повторил Фейн громче.

— Ты хотел украсть эту вещицу? — Она говорила, будто и не слыша слов Фейна. — Рубин того не стоит, Фейн. Или как там твое имя? Клинок осквернен в крайней степени, и даже последний дурак не прикоснется к нему голыми руками, разве что клещами. Да и оставаться подле него без особой нужды опасно. Можешь посмотреть, что он сотворил с Верайной. Итак, почему ты явился сюда и направился прямиком к тому, о местонахождении чего не должен знать? Заниматься поисками у тебя не было времени.

— Я могу убрать Элайду. Тогда ее место освободится для тебя. Одно прикосновение этого клинка, и даже Исцеление ее не спасет. — Фейн попытался жестикулировать кинжалом, но не смог пошевелить им и на волосок. А если бы мог — Алвиарин была бы уже мертва. — Ты станешь в Башне первой, а не второй.

Она рассмеялась ему в лицо — холодно и презрительно зазвенели колокольчики.

— Ты думаешь, я не могла бы стать первой, если бы пожелала? Мое положение меня вполне устраивает. Пусть Элайда приписывает себе лавры за то, что называет успехами, пусть обливается холодным потом за свои неудачи. Мне известно, что означает власть. Итак, отвечай на мои вопросы, иначе утром вместо одного трупа здесь обнаружат два.

Так или иначе, здесь все равно окажется два трупа, независимо от того, устроит ее подходящая к случаю ложь или ей безразличен любой ответ. В живых она его не оставит.

— Я видел Такан'дар. — Произнести эти слова было невыносимо больно; одно воспоминание о случившемся пронзало мукой. Фейн сдержал стон, через силу проталкивая слова между зубов. — Громадное море тумана, безмолвно накатывающиеся валы, что разбиваются о черные утесы, а под густым туманом багрово вспыхивают огни кузниц. А от молний, вонзающихся в небеса, люди впали бы в безумие. — Продолжать ему очень не хотелось, но он превозмог себя: — Я шел по тропе в преисподнюю Шайол Гул, по длинной-длинной пещере, а камни над головой, нависая чудовищными клыками, ерошили мне волосы. И наконец я вышел на берег озера из огня и расплавленного камня. — Нет, только не это опять. — Там, в бездонных огненных глубинах, — Великий Повелитель Тьмы. Его дыханием даже в полдень черны небеса над Шайол Гул.