Я знаю несколько десятков людей, которые приезжали в Израиль на неделю, а остались на всю жизнь. У меня есть знакомый японец, приехавший по туристической путёвке двадцать лет тому назад и оставшийся навсегда. Сейчас водит экскурсии своих соотечественников. Я знаю голландца, который достал со дна Киннерета точно такую же лодку, как лодка апостола Петра, лет десять её реставрировал, спасал от каких-то жучков-червячков, которые на неё накинулись, и он до сих пор живёт на берегу, рядом с этой лодкой. Я знаю нескольких немцев, которые не смогли уехать из нашей страны, потому что приросли к ней сердцем. Это страна живой истории, которая продолжает измеряться библейскими масштабами. То, что происходит в ней сейчас, вполне могло бы быть записано в Библии.

История человечества здесь сконцентрирована. Не случайно здесь произошёл взрыв, изменивший сознание мира, по крайней мере европейского и арабского. Отсюда, из среды очень маленького народа, вышел Великий Учитель Иешуа. Он говорил на языке, понятном современному израильтянину. Он жил в этой культуре — носил ту же одежду, ел ту же еду, выполнял все предписания иудейской религии, которой придерживался. Первые его ученики были в некотором смысле иудеями-протестантами. Христианство — этого слова первые ученики Иисуса, двенадцать его апостолов, вообще не знали — начиналось как реформированный иудаизм. Лишь столетие спустя оно порвало свою пуповину, уйдя в мир греческий, римский, малоазиатский. Иерусалимская община последователей Иешуа, во главе которой стоял апостол Иаков, существовала несколько десятилетий. Именно эта община была церковью-матерью для всех последующих христианских общин, именно на её языке — древнееврейском с примесью арамейского — осуществилась та пасхальная встреча Учителя с учениками, которая в христианском мире называется Тайной Вечерей.

На Распятии Иешуа надпись ИНЦИ — Иисус Назарянин Царь Иудейский — была сделана на трех языках — древнееврейском, греческом и латыни. Первое столетие христиане служили литургии на древнееврейском. И сейчас в Израиле мы опять служим на этом древнем, первом христианском языке. На том языке, на котором говорил Учитель.

Когда я приехал в Израиль, мне было важно понять, во что веровал наш Учитель? И чем более я углублялся в изучение того времени, тем яснее осознавал, что Иисус был настоящим иудеем, который в своей проповеди призывал выполнять заповеди, но считал, что одного исполнения — мало, и только любовь — единственный ответ человека Богу, и главное в поведении человека — непричинение зла другому, сострадание и милосердие. Учитель призывал к расширению любви. Он не давал никаких новых догматов, и новизна его учения заключалась в том, что Любовь Он ставил выше Закона… И чем дольше я живу на свете, тем очевиднее для меня эта истина.

Я благодарю вас за то терпение и внимание, с которыми вы меня выслушали.

Я готов ответить на вопросы, которые у вас возникли.

Элке Рауше

Какое у вас самое страшное воспоминание о годах войны? И какое — самое радостное?

Даниэль Штайн

За долгие годы я совершил много глупых и неправильных поступков. И есть один поступок, о котором я скорблю всю жизнь. Он и есть моё самое страшное воспоминание. Однажды в полицейский участок позвонили и сообщили, что партизаны напали на двух немецких солдат, проверявших телефонную линию. Один был убит, а второму удалось убежать. Убегая, он заметил, что люди, работавшие в поле, показывали кому-то направление, в котором он побежал. После того как он вернулся в часть, нам оттуда позвонили и сообщили о происшествии. Нам приказали произвести расправу в этой деревне. Это означало, что расстреляют каждого десятого жителя, а деревню сожгут. Были собраны большие силы — подразделения германской армии и жандармерия, примерно 250 солдат и полицейских. Деревню окружили, дома обыскали, всех выгнали из домов и вывели в поле. Из двухсот человек следовало отобрать 20, которых должны были расстрелять. Тогда я подошёл к майору Рейнгольду и сказал:

— Господин полицмейстер, мы ведь не на фронте. Вы хозяин этой области, вы отвечаете за жизнь и смерть этих людей. Зачем убивать невиновных? Это крестьяне, которые снабжают и себя, и нашу армию продовольствием.

Мы были с майором Рейнгольдом в хороших отношениях, так что я мог такое позволить. Он мне ответил:

— Хорошо, тогда найдите тех, кто помогал в поле партизанам. Этого будет достаточно.

Я был в большом затруднении. Подошёл к старосте и объяснил ему, что кто-то должен умереть. И если он найдёт двух, это может спасти жизнь двадцати. На кого-то надо показать.

Староста меня сразу понял. Он подозвал местного дурачка, умственно отсталого парня лет семнадцати, и лесника. Этот лесник за несколько недель до этого события выдал одного мальчика — тот стрелял по немцам из дома, стоявшего в отдалении от деревни. Полицейские тогда по доносу лесника нашли мальчика, обнаружили при нём ружьё и расстреляли. Я при этом присутствовал и должен был переводить приказ о расстреле:

«Именем Великого Германского рейха…»

И теперь этот предатель сам становился жертвой. Я помню, что в тот момент подумал: справедливость всё же торжествует…

Лесник стал на колени и начал меня умолять:

— Господин, скажите им, что я не виноват. Я готов показать, где скрываются партизаны…

Положение было ужасным и для него, и для меня. Для него — потому что деревенские слышали, что он говорит, и непременно ему отомстили бы. Для меня — потому что я должен был переводить то, что он сказал, а среди немецких солдат могли быть уроженцы Силезии, понимающие лесника. И я пошёл на риск. Мне нужно было в ответе непременно употребить слово «партизаны». И я сказал начальнику полиции:

— Он говорит, что не виноват и не показывал партизанам направления, куда убежал солдат.

Начальник полиции сказал — в расход!

Тут лесник стал умолять начальника, обещал отвести всех хоть сейчас в лагерь партизан… Я опять переводил неправильно.

Затем обоих расстреляли — лесника и дурачка. Дом лесничего сожгли. Но только один дом, а не всю деревню.

Потом я узнал, что у лесника было одиннадцать детей. И дурачок, ни в чём не повинный… Эти воспоминания поныне лежат на мне тяжким грузом. Ужасные воспоминания…

Да, радостные… Простите, не могу сейчас припомнить… Может быть, те часы, что я провёл с Марысей Валевич. Эта была первая влюблённость, и такое сильное ощущение радости от женской красоты, от женского очарования… Да, наверное…

Кристоф Экке

Понравился ли вам наш город?

Даниэль Штайн

Фрайбург меня очень тронул. В день, когда я приехал, я обратил внимание на ручеёк, который в каменной облицовке вьётся по всему городу. И я подумал, как украшает город этот скромный ручеёк. Я подумал, что это средневековая достопримечательность, сохранившаяся до наших дней. А потом я вышел на городскую площадь, и мне показали новую синагогу, построенную вместо разрушенной во время войны, и оказалось, что ручеёк берёт начало от фонтана возле синагоги, от фонтана, символизирующего слезы тех, кто оплакивает погибших еврейских жителей вашего города. Их было около двух тысяч, они были вывезены во Францию и там погибли в лагере смерти. Я думаю, это самый прекрасный знак памяти о Шоа, который я видел. И ручеёк очень украшает город Фрайбург.