«Настоящим я заявляю, что, будучи в прошлом человеком, враждебно настроенным по отношению к Советской власти, в настоящее время я решительно изменил свое отношение к ней. Обязуюсь охранять, защищать и служить интересам Союза Советских Социалистических Республик и его правительства. П. Дьконов, Париж, март 1924 г.».

Плодотворное сотрудничество Павла Павловича Дьяконова продолжалось до оккупации Парижа немецкими войсками в 1940 году. В числе арестованных гитлеровскими спецслужбами антифашистов оказался и Дьяконов. В гестаповских застенках его допрашивали почти полтора месяца. Шестидесятидвухлетний русский генерал держался мужественно.

Правительство СССР, узнав об аресте Дьяконова, предоставило ему и его дочери Марии советское гражданство. Народный комиссариат иностранных дел СССР потребовал от германских властей незамедлительно освободить арестованных. Требование было удовлетворено – немецкая сторона тогда еще делала вид, что строго соблюдает определенные пактом 1939 года «дружеские» отношения с нашей страной. Дьяконовы были освобождены и в 1941 году вернулись на родину{91}.

Но самая драматичная история связана с другим русским офицером, уже не только царской, но и белой армии – Николаем Владимировичем Скоблиным и его женой, знаменитой исполнительницей народных песен и романсов Надеждой Васильевной Плевицкой.

Потомственный военный, Скоблин в 1914 году окончил Чугуевское военное училище и в скромном чине прапорщика{92} направлен на фронт, в 126–й Рыльский пехотный полк. Воевал отважно, в боях проявил не только личную храбрость, качество в русском офицерстве обычное, но и незаурядные командирские способности. Получил несколько наград, в том числе самые почетные: орден Святого Георгия и золотое Георгиевское оружие. С началом Гражданской войны Скоблин в стане белых, в Добровольческой армии, в Корниловском ударном полку. Последовательно командует ротой, батальоном, наконец, самим Корниловским полком.

В Русской армии генерала Врангеля Скоблин уже начальник Корниловской дивизии. Врангель производит двадцатишестилетнего полковника в генерал–майоры, награждает недавно учрежденным орденом Святого Николая Чудотворца.

После эвакуации врангелевских войск из Крыма в Галлиполийском лагере Скоблин командует Корниловским полком, сформированным из остатков Корниловской дивизии. Здесь же, в Галлиполи, Скоблин женится на Надежде Пле–вицкой. Она была на десять лет старше молодого генерала, и он стал ее пятым мужем.

В эмиграции Плевицкая много гастролировала по всему миру. Безмерно влюбленный в жену, Скоблин сопровождал ее в поездках и принимал участие в деятельности РОВС, оставаясь командиром Корниловского полка.

Так продолжалось до сентября 1930 года, когда в дом Скоблина в местечке Озуар–ла–Феррьер под Парижем явился бывший его подчиненный по Добровольческой армии штабс–капитан Петр Георгиевич Ковальский.

Биографии двух офицеров до определенного момента были весьма схожими. Ковальский в 1914 году поступил в военное училище, только не в Чугуеве, а в Одессе, срочно был выпущен прапорщиком и направлен на фронт. Три ранения, восемь наград. Правда, выше штабс–капитана не поднялся. После поражения белых оказался в Польше, работал вначале ночным сторожем, потом в строительной конторе. Эмигрантская жизнь надоела до чертиков. В 1921 году Ковальский явился в советское полпредство в Варшаве и выразил желание вернуться на родину. Ему разрешили. Поселился Ковальский на Украине, здесь же принял предложение чекистов стать сотрудником ИНО ГПУ республики. Ему был присвоен псевдоним Сильвестров. В 1930 году Сильвестрова передают в распоряжение центрального аппарата ИНО ОГПУ.

Узнав, что Ковальский – бывший корниловец, Артузов попросил его написать подробную записку о своих знакомых офицерах по службе в Добровольческой армии, ныне находящихся в эмиграции.

Список Ковальского оказался внушительным. В частности, в нем имелась и такая информация:

«…Генерал Скоблин – познакомились в 1917 году при формировании Отдельного ударного отряда VIII армии. Скоблин был штабс–капитаном. Мы были большими приятелями. Почти год служили в одном полку – Отдельный ударный отряд, Корниловский ударный полк, Славянский ударный полк, Корниловский ударный полк. После ранения один раз гостил у него в Дебальцево, в другой раз кутили в Харькове в „Астраханке“ в 1919 году…»

Проанализировав список Ковальского со своими коллегами, наведя дополнительные справки через парижскую резидентуру, Артузов принял решение, которое могло бы показаться руководству ОГПУ фантастическим: через Ковальского завербовать одного из признанных героев белой армии, георгиевского кавалера и генерала Скоблина. Предложение было принято, и Ковальский, которому в Центре присвоили псевдоним ЕЖ/10, отбыл в Париж.

Не стоит интриговать читателя: расчет Артузова полностью оправдался. Скоблин принял предложение Ковальского о сотрудничестве с советской разведкой именно как русский патриот и офицер. Тогда же он написал и передал в Москву через Ковальского следующее заявление.

«ЦИК СССР

От Николая Владимировича Скоблина

ЗАЯВЛЕНИЕ

12 лет нахождения в активной борьбе против Советской власти показали мне печальную ошибочность моих убеждений.

Осознав эту крупную ошибку и раскаиваясь в своих проступках против трудящихся СССР, прошу о персональной амнистии и даровании мне гражданства СССР.

Одновременно с сим даю обещание не выступать как активно, так и пассивно против Советской власти и ее органов. Всецело способствовать строительству Советского Союза и о всех действиях, направленных к подрыву мощи Советского Союза, которые мне будут известны, сообщать соответствующим правительственным органам.

10 сентября 1930 г. Н. Скоблин».

Довольный Артузов наложил на этом документе свою резолюцию: «Заведите на Скоблина агентурное и рабочее дело под псевдонимом „Фермер–ЕЖ/13“».

Через несколько месяцев Скоблин и Плевицкая встретились в Берлине с представителем ИНО. Им было объявлено, что ЦИК СССР персонально амнистировал их обоих (Надежда Васильевна написала аналогичное заявление). Тогда же Скоблин подписал обязательство о сотрудничестве с советской разведкой – как он полагал, разведкой Красной армии.

«ПОДПИСКА

Настоящим обязуюсь перед Рабоче–Крестьянской Красной Армией Союза Советских Социалистических Республик выполнять все распоряжения связанных со мной представителей разведки Красной Армии безотносительно территории. За невыполнение данного мною настоящего обязательства отвечаю по военным законам СССР.

21/1.31. Берлин. Б[ывший] генерал Николай Владимирович Скоблин».

Такое же обязательство подписала и Плевицкая, получившая псевдоним Фермерша.

Ссылка на сотрудничество с разведкой Красной армии – вовсе не результат недоразумения. Сама аббревиатура ОГПУ вызывала у всех эмигрантов, и не без основания, неприязнь и страх. В то же время к Красной армии они, особенно военные, относились с должным уважением. Со временем многие бывшие офицеры стали рассматривать ее как преемницу русской армии (исторически это соответствовало истине) и службу в ней или ее разведке уже не считали изменой данной ими некогда присяге.