– Не была?

– Нет, она была малазанкой.

– Что?

Спутник командира сплюнул, прокашлялся:

– Мезланкой, да. Адъюнкт даже не знала – ну, как мы слышали. Она убила женщину в полном доспехе и шлеме. И затем ушла. А тело исчезло. Малазанка убила малазанку – о, должно быть, боги смеялись в голос…

– Или же, – тихо прибавил Хурлокель, – плакали.

Он хотел ещё порасспрашивать об этой новой Ша'ик Возрождённой, однако перед глазами встала череда трагических образов, вариаций той судьбоносной схватки, произошедшей в Рараку, прежде чем пустыню поглотило море. И так он молча ехал бок о бок с воинами вверх по склону и вскоре его полностью поглотили мысли о необходимой реорганизации конницы Матока.

Погруженный в раздумья, он не пересказал этот разговор Первому Кулаку.

В трёх лигах пути от Города Павших Паран развернул Войско и направил в сторону Арэна. Порта, который позволит им покинуть Семь Городов.

Навсегда.

Саур Батрада и Хольб Харат вошли в горную деревню в четырёх лигах от портового города Сепика. Во главе двадцати эдурских воинов и сорока летэрийских морпехов они собрали обращённых в рабство вырожденных полукровок, ритуально освободили недоумевающих дикарей от символических цепей, а затем заковали их в реальные, чтобы отвести обратно в город и погрузить на эдурские корабли. После этого Саур и Хольб отвели жителей Сепика в овечий загон, где был сложен костёр. Одну за другой женщин заставляли швырять своих детей и младенцев в бушующее пламя. Затем их изнасиловали и, наконец, обезглавили. А мужей, братьев и отцов заставили смотреть. Когда в живых остались только они, мужчин методично изрубили на части и бросили безруких и безногих сепикцев истекать кровью среди блеющих окровавленных овец.

В тот день в сердце Альрады Ана родился крик, и этот отчаянный ужасающий вопль так и не стих. Тистэ эдуров накрыла тень Рулада, как бы далеко ни были его трон и сидящий на нём безумец. И эта тень породила кошмар, от которого не было пробуждения.

В его воспоминаниях о том дне эхом отдавались крики горящих детей, что извивались в огненных пелёнках; отблески пламени плясали на безразличных лицах эдурских воинов. Даже летэрийцы отвернулись, охваченные ужасом. Если бы только Альрада Ан мог поступить так же, не потеряв лица. Однако он стоял, как и прочие, ничем не выдавая бушевавших внутри эмоций. Бушевавших, снося… всё. «Внутри меня, – сказал он себе той ночью в Сепике, вслушиваясь в звуки бойни снаружи, – внутри меня, ничего не осталось». Той ночью – впервые в жизни – он задумался о самоубийстве.

Признак слабости. Другие увидели бы в этом только слабость, которую не могли себе позволить, не протест, но капитуляцию, и они выстроились бы, чтоб плюнуть на его тело. А воины, такие как Саур Батрада и Хольб Харат, вытащат ножи и склонятся, чтобы с видимым удовольствием изуродовать бесчувственное тело. Этих двоих воспитали в любви к боли и крови, и в том они были не одиноки.

Король Сепика умирал последним. Его заставили смотреть на уничтожение его обожаемого народа. Говорили, он был милосердным правителем – эдуры сочли, что это оскорбление, страшное, унизительное оскорбление. Изломанный человек сотрясался между двумя воинами, что удерживали его в положении стоя, схватив за седые волосы и подняв ему голову так, чтоб он смотрел. О, как он кричал и выл. Пока, наконец, Томада Сэнгара не утомили его крики, и он приказал сбросить короля с башни. Когда тот падал, в его крике прорезалось облегчение. Он смотрел на брусчатку, спеша встретиться с ней, ибо она несла спасение. Таков наш дар. Наш единственный дар.

Альрада Ан снова вытащил свои мерудские сабли и осмотрел смертоносно острые лезвия. Рукоятки хорошо и надёжно лежали в его больших ладонях. Он услышал гомон среди столпившихся на палубе солдат и поднял взгляд, чтоб увидеть, как через толпу проталкивается человек по имени Таралак Вид, с ним рядом атри-преда Ян Товис, а за ними ягг по имени Икарий.

Молчаливый воин с печальным лицом, возвышавшийся над большинством эдуров, нёс лишь свой старый однолезвийный меч. При нём не было ни лука, ни ножен для оружия в правой руке, никакой брони. И всё же Альрада Ан ощутил, как по телу пробежал холодок. Он действительно Соискатель? Что мы увидим сегодня по ту сторону Врат?

Две сотни эдурских воинов, арапайский колдун Сатбаро Рангар, рванувшийся всей своей уродливой тушей наперерез Икарию, и шестьдесят летэрийских лучников. Все наготове, все желают повода, чтобы начать убивать.

Колдун покосился на ягга, который приостановился перед ним, – не защищаясь и даже не особо обратив внимание, скорее просто отметив, что уродливый старик перегородил ему дорогу.

– Я в тебе, – хрипло сказал Сатбаро Рангар, – ничего… не вижу. Отчаянная пустота, будто тебя здесь даже нет. Твой спутник утверждает, что ты – великий воин. Думаю, нас обманывают.

Икарий ничего не ответил.

Человек по имени Таралак Вид шагнул вперёд, плюнул на ладони и пригладил волосы назад.

– Колдун, – проговорил он на сносном языке торговцев, – когда дойдёт до боя, ты увидишь рождение всего, что дремлет в нём. Даю слово. Икарий живёт ради уничтожения… для сражения, я хотел сказать, – и только для этого…

– Тогда почему он плачет из-за твоих слов? – спросил Томад Сэнгар из-за спины Альрады Ана.

Таралак Вид обернулся и низко поклонился:

– Преда, он оплакивает то, что потеряно для него, то, что твой колун принимает за… отсутствие, пустой сосуд. Это не важно.

«Это не важно». Альрада Ан не поверил в это. Он просто не мог. Дурачьё. Взгляните на него! То, что ты видишь, Сатбаро Рангар, всего лишь потеря. Неужто никто из вас не понимает важности этого? Кого мы призвали в свои ряды? И этот Таралак Вид, зловонный варвар, – посмотрите только, как он взволнован, словно сам в ужасе от грядущего – нет, я вижу огонь желания в его глазах, но я вижу и страх. Он выдаёт себя каждым движением.

Что мы здесь делаем?

Томад Сэнгар молвил:

– Колдун, открывай дорогу.

На этих словах все схватились за оружие. Первыми должны были идти Саур Батрада и Хольб Харат, за ними Сатбаро Рангар, затем Таралак с его спутником, группа эдуров за ними, и, наконец, летэрийцы со стрелами наготове.

Это будет первый набег Альрады Ана на стражей престола. Но он слышал достаточно рассказов. Беспощадная битва. Столь яростная, как бьются лишь эдуры. Он поудобней перехватил сабли, сместив их в положение готовности, по линии тела. До него донеслись тихие приветствия: все эдурские воины были воодушевлены присутствием Альрады Ана в своих рядах. Копьеломец. Бесстрашный, будто жаждущий смерти.

О да, я жажду. Смерти. Своей смерти.

И всё же… разве я не мечтаю до сих пор о возвращении домой?

Он видел, как разрыв Врат рассёк воздух, затем широко распахнулся, полыхнув серым пламенем, но взгляду открылась лишь мутная тьма.