«Я не могу больше здесь сидеть», — подумал он. Возвратился Джонатан и в ответ на их вопросительные взгляды кивнул головой.

— Там нет света, — сказал он и налил себе еще.

«А он тоже нервничает», — подумал Мандрэг.

— Хотел бы я, чтобы старина Билл был здесь, — неожиданно произнес Николас.

— Оставьте лучше его одного, — сказал Джонатан.

— Может, отнести ему стакан? — предложила Херси. — Если ему вздумается, он может швырнуть мне его в лицо. Я все же пойду. Налей ему виски, Джо.

Джонатан медлил. Она отстранила его, плеснула чуть не полстакана виски, долила содовой и пошла в курительную.

«Сегодня в Лондоне распространено сообщение, — говорил диктор, — что мистер Седрик Хелбоди, известный знаток польской народной музыки, арестован в Варшаве. В конце нашего выпуска вы услышите короткое интервью с мистером Хелбоди, записанное в прошлом году, на тему народной музыки в ее взаимосвязях с примитивным бихевиоризмом. А сейчас…»

На пороге стояла Херси. Мандрэг увидел ее первым, и ледяной холод сжал ему сердце. Ее фигура четко выделялась на фоне красной кожаной ширмы, стоящей в курительной. Все разом повернули голову, увидели ее и в едином порыве вскочили с мест. Губы Херси беззвучно шевелились, лицо стало смертельно бледным. С мучительной гримасой она повернулась и вышла. Голос диктора резко оборвался.

— Джо, — произнесла Херси. — Джо, иди сюда.

Джонатан прижал пальцы к губам. Он не двигался.

— Джо!

Джонатан прошел через всю библиотеку и вошел в курительную. Опять воцарилось долгое молчание. Никто не проронил ни слова и не стронулся с места. Наконец из-за ширмы вышла Херси.

— Мистер Мандрэг, — проговорила она, — будьте добры, пройдите к Джонатану.

Не говоря ни слова, Мандрэг прошел в курительную. Тяжелая дверь с рядами книжных полок закрылась за ним.

— Боже, что случилось? — закричал Николас. Херси подошла к нему, взяла его за руки.

— Ник, — проговорила она, — он убил Уильяма.

1

Уильям сидел в кресле у приемника. Он низко наклонился вперед. Голова свесилась между коленями, а кисти рук почти доставали до пола. Войди Мандрэг ненароком в комнату, он сначала, пожалуй, подумал бы, что Уильям тщательно рассматривает что-то лежащее на ковре у своих ног. Рана на затылке казалась безобразно-неестественной, скорее нелепой, чем страшной. В это невозможно было поверить. Мандрэг перевел взгляд на Джонатана, стоящего спиной к двери в будуар. Джонатан вытирал платком руки. Мандрэг уловил какой-то тихий звук. Маленькое красное пятнышко появилось у левого ботинка Уильяма.

— Посмотрите, Обри.

— А он?… Вы уверены?

— Господи, вы только взгляните.

У Мандрэга не было никакого желания смотреть на Уильяма, но он, хромая, направился к креслу. Вычислял ли кто-нибудь скорость полета мысли? Одно маленькое мгновение может вместить сотни образов и картин из прошлого. Всего несколько секунд понадобилось Мандрэгу, чтобы подойти к Уильяму Комплайну и склониться над ним. Но и их было достаточно, чтобы в голове возникла вереница ассоциаций. Он вспомнил странности Уильяма, подумал, что никогда уже не увидит его картин, представил, что рот у Уильяма, должно быть, полуоткрыт, и из (его капает кровь. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль о Клорис, которую Уильям, наверное, когда-то целовал, о руках доктора Харта. Всплыли фразы из некогда прочитанных детективов, и тут он подумал, что, давая свидетельские показания, ему придется назвать свое настоящее имя. Постепенно в мысли стало вплетаться имя Родерика Аллейна, а перед глазами все время вставали картины глубоких снегов.

Он опустился перед Уильямом на колени и дотронулся до его правой руки. Она вяло качнулась от прикосновения. Это поразило его. Что-то упало ему на тыльную сторону ладони, и он увидел такое же красное пятнышко, как у ботинка Уильяма. Он его ожесточенно стер и, наклонившись, заглянул Уильяму в лицо. Оно было ужасно — и глаза и рот широко раскрыты. Затем Мандрэг поднялся на ноги, посмотрел на затылок Уильяма и почувствовал отвратительную тошноту. Невольно пошатываясь, он поспешил отойти. Его изуродованная нога наткнулась на что-то лежащее на полу. Предмет был в тени, и ему пришлось нагнуться, чтобы рассмотреть его. Это было нечто плоское, в виде лопатки, заканчивающейся короткой ручкой. За спиной он услышал бормотание Джонатана:

— Он висел на стене. Я вам его показывал. Это из Новой Зеландии. Я говорил вам. Называется мери. Я говорил вам. Сделан из камня.

— Да, я помню, — ответил Мандрэг.

Когда он обернулся к Джонатану, то увидел, что в комнату вошел Николас.

— Ник, — проговорил Джонатан, — мой дорогой Ник.

— Он не умер, — сказал Николас. — Он не мог умереть.

Он оттолкнул от себя Джонатана и подошел к брату. Взяв обеими руками голову Уильяма, он попытался ее приподнять.

— Не надо, — попытался остановить его Мандрэг. — Не стоит. Не сейчас.

— Вы с ума сошли! Почему вы не пытались?… Оставить его в таком состоянии! Вы сошли с ума! — Он поднял голову Уильяма, увидел его лицо и, судорожно всхлипнув, отпрянул. Голова Уильяма безжизненно упала на грудь.

— Билл, Билл, Билл! — без остановки звал Николас брата. В смятении он метался по комнате, как-то странно и бестолково жестикулируя.

— Что нам делать? — спросил Джонатан, и Мандрэг повторил про себя: «Что нам делать?»

Вслух он произнес:

— Мы сделать ничего не можем. Надо вызывать полицию. Доктора. Мы сделать ничего не можем.

— Где Харт? — внезапно задал вопрос Николас. — Где он?

Спотыкаясь, он подошел к двери за спиной Уильяма, повозился с ключом, потом распахнул ее. В зеленом будуаре было темно, огонь в камине погас, лишь мерцали тлеющие угли.

— Господи, действительно, где он? — воскликнул Мандрэг.

Николас направился к двери в холл, но Джонатан и Мандрэг, не сговариваясь, одновременно преградили ему дорогу.

— Пустите меня! — закричал Николас.

— Ради всего святого, Комплайн, подождите минутку, — сказал Мандрэг.

— Подождать?!

— Мы имеем дело с безумцем. Может, он затаился и ждет вас. Подумайте, дружище.

Мандрэг взял Николаса под руку и почувствовал, что решимость того слабеет. В глазах, казалось, мелькнул былой страх.

— Обри прав, Ник, — залепетал Джонатан. — Дорогой мой, нам надо быть осторожнее. Нельзя так бросаться сломя голову. Нет, нет. И потом, тебе надо подумать о матери. Ты ведь понимаешь, что надо как-то сообщить ей об этом.

Николас освободился от Мандрэга, подошел к камину и бросился в кресло: